Искусство войны - Ирина Оловянная

– Мусор – в костер, – велел я глупым котятам, они собирались оставить его валяться. Как будто в первый раз! Можно подумать, они в лесу никогда не были!

Ослушаться меня не посмели.

– Выступаем в 17:30,– сообщил я для всеобщего сведения, одновременно лихорадочно пытаясь решить возникшую педагогическую проблему: мы ввосьмером съели ровно четыре рациона, и, если бы не глупые котята, не было бы никаких сложностей – разгрузить надо тех, кто помладше и послабее, – и всё. Но с нами идут еще трое глупых «индивидуалистов», и каждый из них должен будет положить в свой рюкзак коробку со своим личным недоеденным рационом. Тогда у «любимчиков» рюкзаки окажутся легче. Это плохо с воспитательной точки зрения. У Луиджи не должно быть ни малейшего повода для нытья типа «так нечестно». А у Вито и Романо никаких сомнений: привилегий не будет, будет наоборот.

– Идите поболтайте босыми ногами в воде, – велел Гвидо малышам.

Все, кроме Луиджи, послушались. Уф! Начальник штаба дал мне передышку. Только как он теперь добьется повиновения самого глупого котенка? О! Нет необходимости! Гвидо повернулся и тоже пошел к ручью. Ну конечно, клоуну нужна публика! А если никто не обращает внимания? Он сейчас сам прибежит.

Лео незаметно мне подмигнул и растянулся на травке рядом с затухающим костром. Он с Луиджи глаз не спустит, но так, что тот и не заметит.

У ручья Нино и Траяно громко ныли, что вода слишком ледяная, дно слишком каменистое и скользкое, течение слишком быстрое. Разуться они так и не сподобились. Тогда откуда они знают?

Успевшие привыкнуть к холоду Вито и Тони бродили по воде, поднимали со дна блестящие окатанные камешки и хвастались друг перед другом своими находками. Романо, уже босиком и с закатанными штанинами, топтался на берегу, все никак не решаясь зайти в воду. Я схватил его под мышки и поставил на середину ручья.

– Ой! – взвизгнул он.

– И не умер, – с легкой иронией заметил я.

Он подпрыгнул, чтобы обрызгать меня как следует. То-то же.

– А по заднице? – поинтересовался я вежливо.

Он подпрыгнул еще раз и ухмыльнулся.

– Холодная вода придает храбрости маленьким щеночкам, – резюмировал я. – Может, тебя искупать?

– А можно?!

– Можно, – разрешил я.

– Мелко, – заметил Алекс, – вот вечером будет приличная речка.

Я посмотрел на часы: у меня только двадцать пять минут на то, чтобы принять решение. Черт бы побрал нытиков. Из-за них простейшие вещи раздуваются до размеров неразрешимых проблем. Гвидо вопросительно смотрел на меня: что такое? Я мотнул головой: не здесь.

Отойдя в сторонку, я объяснил ему, в чем дело.

– Ха, – уверенно заявил Гвидо, – всё очень просто: мы заберем себе рационы этой троицы, а «любимчики» твои пойдут, как раньше.

– Сегодня в 11:20 я тоже думал, что все очень просто, – печально вздохнул я, – ну попробуй, организатор. Только будь готов к претензиям, которых тебе даже не придумать.

– Ага, – улыбнулся Гвидо.

Мы вернулись к ручью, мои любимчики, в плавках, хохоча и повизгивая, брызгались в небольшой запруде метрах в десяти ниже по течению. Нино и Траяно поддались на Робертовы уговоры и осторожно пробовали воду кончиками пальцев. Луиджи, заскучавший сам с собой, как раз вышел на берег и сразу же попытался пнуть и скинуть в воду чей-то ботинок, но был вовремя схвачен за шкирку. Роберто слегка приподнял над землей глупого котенка.

– Ну чо?! – полузадушенно возопил Луиджи.

Роберто поставил его на землю, но отпускать не торопился.

– Скажи мне спасибо, – велел он самому пакостному пакостнику. – Если бы у тебя получилось, сел бы ты после этого через неделю.

Луиджи съежился.

– Ты преувеличиваешь… – заметил я нейтральным тоном.

Луиджи слегка успокоился и даже улыбнулся.

– …моё милосердие.

Молодой месяц наглой Луиджевой ухмылки опал рожками вниз.

– Ну чего-о? – заныл Луиджи. – Чо им все можно, да-а? А мне ничо низя-а?

– Что им можно? – поинтересовался Алекс.

Луиджи открыл рот, но что возразить, не придумал.

Тогда он закрыл его и захныкал. О Мадонна, да за сегодняшний день я увидел больше слез, чем за последние семь лет! И все не по делу.

Я не захотел смотреть это представление, вернулся на полянку и улегся рядом с Лео.

– Что ты с ним сделал? – спросил он.

– С кем?

– С Романо.

– Ничего. Сначала обругал, а когда он обиделся и, ужасно злой, добрался до вершины – похвалил.

– И я похвалил мальков, когда они сюда забрались. И Роберто тоже. Ну и что?

– Ммм, они, конечно, ныли, но на самом деле не так уж и устали. А Романо почему-то действительно еле дошел. Для него это была настоящая победа. Себя-то не обманешь.

– Может быть, – задумчиво проговорил Лео, – а, может, они думают, что заслужить твою похвалу особенно сложно.

– Ага, вот пусть так и остается. Не вредно.

– Хм, ты думаешь, у нас получится?

– Ну, сдвиг есть, ты же видишь. Хотя я признаю, что изменение обратимо. Так быстро такие проблемы не решаются.

Я пересказал Лео свои рассуждения и выводы, очень позабавил его терминологией: «глупые котята», «упругая деформация».

– …И надо ковать железо, пока горячо. Как бы объяснить хотя бы Романо, что смеяться над чужими бедами недостойно? – закончил я свою речь.

– Ммм, я думаю, он сам захочет поговорить с тобой наедине.

– Почему?

– Когда ты сказал, что любимчикам ничего нельзя, Вито тебя понял, а Романо был озадачен и немного напуган. Он постарается уточнить.

– Угу, хорошо бы. Мне кажется, что пакостником можно перестать быть в одночасье. Ну, просто один раз встать на место другого и почувствовать. А тогда и нытиком быть уже как-то… неестественно.

В этот момент предмет нашей беседы, дрожа от холода и размахивая ботинками в одной руке и камуфляжкой в другой, прибежал к костру греться.

Лео поднялся:

– Пойду вытащу остальных, пока не заледенели.

Я кивнул. Мы оба с трудом подавили желание смеяться.

Я немного поворошил угли – умирающий костер подарил нам последнюю волну своего тепла.

Романо перестал дрожать и присел на корточки рядом мной, грея руки над огнем и застенчиво на меня поглядывая.

Я поднял брови и поощрительно улыбнулся: спрашивай. Он оглянулся в сторону ручья:

– Э-э-э, Энрик…

– Да?

– Ну, сейчас все придут…

– Переодевайся скорее – и отойдем в сторонку, десять минут у тебя есть.