Не возжелай мне зла - Джулия Корбин

— А почему я обо всем этом не знаю?

— Почему ты не знаешь? Почему? — кричу я, подходя к нему вплотную. — Да потому, что ты с нами больше не живешь! И еще потому, что ты постарался поскорей смотаться из полицейского участка, в то время как должен был стоять и слушать, что я тебе говорю!

— Но в участке ты мне ничего не сказала! — оправдывается он, вытягивая вперед руки. — И вообще, объясни, что происходит?

— Хорошо.

Складываю руки на груди, рассказываю все про Кирсти (Эмили): что она подружилась с Робби, что она подмешала ему наркотики, что она изгадила нам стену в гостиной.

— А почему ты не предупредила детей, что эта девица опасна?

— Предупредила! Все им рассказала вчера вечером. Но мне пришлось рассказать и про Сэнди Стюарт, про то, как она умерла. Робби отнесся к этому нормально, а Лорен была так потрясена, что поссорилась со мной. Утром на меня даже не смотрела.

— Но бог мой, Оливия, — говорит он, сурово глядя на меня, — если Лорен грозит опасность, потому что ты держала меня в неведении…

— Да-да! Давай поговорим о том, что значит держать кого-то в неведении! — Короткими шажками обхожу кабинет, снова возвращаюсь к нему. — Мне, например, только на днях стало известно, что ты тогда разговаривал с Тревором Стюартом и потребовал, чтобы он больше никогда в наш дом не звонил.

Он и глазом не моргнул.

— Это чтобы тебя оградить.

— От чего?

— От себя самой! — сердито кричит он, что для него очень не характерно. — Видит бог, тебя нужно было оградить… Защитить!

— Да что ты говоришь?! И ты искренне считаешь, что, вмешиваясь в мою жизнь, ты защищал меня?

— Да, как ни трудно тебе в это поверить. Все годы нашей совместной жизни я только и делал, что защищал тебя!

— Ага, и, защищая меня, ты рассказал Тревору, что именно я перепутала лекарства, что я причина смерти его жены! И вот теперь его дочь Кирсти мстит и мне, и моим детям! — (На лице его проступает страх.) — Так что посмотри-ка лучше на себя, дорогой Фил. Черт бы тебя побрал!

Дверь открывается. Снова появляется Эрика.

— Робби уже едет. Я вернулась, потому что забыла кошелек.

— Эрика! — по инерции я почти кричу.

— Что? — Она вздрагивает и испуганно вскидывает на меня глаза.

— Выходя замуж за Фила, подумай как следует. Ведь скоро он будет решать, что тебе пить и есть, с кем дружить, когда и с кем встречаться. — Я обращаюсь к Эрике, но смотрю в глаза Филу. — А если не станешь слушаться, ему это очень не понравится, и он начнет обманывать тебя, лгать на каждом шагу. И будет говорить, что это все ради твоей же пользы, что тебя надо ограждать и защищать, уж не знаю от чего, и скоро ты на своей шкуре почувствуешь, что это такое. Почувствуешь, что тебя просто предают. — На этом надо бы остановиться, атмосфера уже совсем накалилась и потрескивает. — Но ему все будет мало. Чтобы ему угодить, тебе придется лезть из кожи вон, но, что бы ты ни делала, ему все будет хоть бы хны, потому что любовь для него не взаимное доверие и постоянная жертва, а власть над другим человеком.

Фил поднимает руку, я не успеваю сообразить, и он со злостью бьет меня кулаком. Проклятый перстень с печаткой разбивает мне лицо в кровь.

— Филлип! — кричит Эрика.

От неожиданного удара меня шарахает в сторону, я чуть не падаю. Эрика помогает мне устоять, Фил отбегает к окну. С тех пор как меня в последний раз избила мать, тумаков я не получала. Боль и унижение потрясают меня. Щека горит, словно обожженная, я прижимаю к ней ладонь и чувствую между пальцами кровь.

— У вас рана, — говорит Эрика, озабоченно, прямо по-матерински рассматривая мою щеку, и это меня немного утешает. — Филлип, спустись вниз и встреть Робби. Он может приехать в любую минуту.

Голос ее звучит на удивление решительно и строго.

Фил послушно идет к двери и, проходя мимо, бросает на меня злобный взгляд. Эрика берет меня за руку, усаживает в мягкое кресло, исчезает в маленькой нише, где стоит холодильник и есть кран с раковиной. Приносит пакет со льдом, стакан воды и таблетки.

— Противовоспалительное и болеутоляющее, — говорит она.

Пытаюсь изобразить благодарную улыбку, но мышцы на лице не слушаются, пульсирует боль, не могу ничего поделать, щека не шевелится. Эрика прикладывает к опухлости пакет со льдом, я вздрагиваю и резко отстраняюсь, уж очень он кажется холодным, но она убеждает, что так надо, негромко прищелкивая языком. Эта забота, эта доброта, которой я никак от нее не ожидала, смиряет меня. Глотаю таблетки, мне мешает неповоротливый язык, пытаюсь запить, но руки трясутся, вода из ста кана проливается на блузку. И я не выдерживаю. Я плачу, причем в голос, глотая слезы, огромные, крупнее самых больших дождевых капель. Рыдаю, как безумная, ничего не понимаю от невыносимой боли. Эрика держит меня за руки, подает салфетки, сидит рядом до тех пор, пока у меня не кончаются слезы.

— Спасибо вам, Эрика, — говорю я.

— Ну что вы, пустяки. — Она снова берет меня за руку. — Может быть, еще что-нибудь нужно?

— Мой мобильник у вас?

— Да.

— Дайте, хочу еще раз позвонить Лорен.

Левый глаз мой слезится, я плохо вижу, поэтому номер набирает Эрика. И снова у Лорен квакает автоответчик. Вдруг вспоминаю, что у меня есть телефон Кирсти, и Эрика набирает номер.

— Телефон отключен, — говорит она.

— Черт возьми. Что же делать?

В глазах снова стоят слезы, и тут дверь открывается, и в кабинет входят Фил, Робби, О’Рейли и констебль Буллуоркс.

— Что у вас с лицом?! — восклицает О’Рейли, и Робби вторит ему.

— Голова закружилась. Упала и ударилась щекой об угол стола.

Робби обнимает меня, О’Рейли, сощурившись, смотрит на Фила, который в углу шепчется с Эрикой.

О’Рейли с Буллуорксом, похоже, мобилизовали добрую половину полицейских сил Эдинбурга, люди в форме входят и выходят из кабинета, у всех поверх бронежилета на груди потрескивает рация. Каждые несколько минут О’Рейли вкратце передает мне содержание последних сообщений: обшарили всю клинику и ее окрестности, девочек нигде не нашли; их также нет у нас в доме и на квартире у Фила; полиция прибыла на квартиру Кирсти, но и там нет никаких признаков их присутствия, ничего и в хоккейном клубе… И так далее. Голова у меня пухнет от информации, которая только усиливает тревогу, и я вдруг разражаюсь криком. Робби держит меня за руки, возбужденно переминаясь с ноги на ногу.

— Ты только не волнуйся, мама, — уговаривает он меня. — Все будет в порядке, ничего страшного с ней не случится.

Я киваю, делая вид, что верю.

— Схожу в туалет, — говорю я и потихоньку исчезаю, чтобы не привлекать к себе внимания и не слышать больше дурных новостей.