Елена Рубинштейн. Женщина, сотворившая красоту - Мишель Фитусси

Елена действительно была от природы щедрой, умела открывать таланты и помогать даровитым людям, но порой проявляла черствость и скаредность. Она проклинала Оскара, вздумавшего помогать всем беженцам, знакомым и абсолютно чужим, и при этом обеспечивала жильем, питанием, одеждой, рабочими местами многочисленных дальних родственников, выживших во время войны. Мадам сама выбирала, кого поощрять и кому сострадать.

Война закончилась, но в обществе по-прежнему царил разлад. Демобилизованным солдатам было трудно жить в мире и согласии с прежними женами после долгой разлуки. Многие требовали развода. В то же время супружеская пара, вернее, семья представлялась основной опорой государства. Генерал де Голль обратился к согражданам с пламенным призывом к восстановлению величия Франции. Последовал беби-бум, и с 1946 по 1950 год родилось более 860 тысяч детей, да и в последующее десятилетие рождаемость не снижалась.

Мужчины занялись мирным трудом, и женщины сразу лишились работы. Жестокий закон равновесия. До середины шестидесятых положение женщин оставалось нестабильным. Производители товаров и рекламодатели обращались в первую очередь к домохозяйкам, которые чистили, мыли, скоблили, стирали и гладили с утра до ночи.

Женские журналы превозносили тех, кто умудрялся сохранять изящество и красоту, выполняя домашнюю работу; объясняли, как быть добросовестной матерью и хорошей женой, оставаясь прекрасной женщиной. Девушки мечтали стать после школы секретаршами, учительницами, медсестрами. Их поощряли, так как подобные профессии не отнимали хлеб у мужчин и не лишали их главенства. Однако француженки добились права участвовать в выборах, и, надо признать, они его заслужили. В апреле 1944 года было принято постановление Французского временного правительства о праве голоса для женщин.

В Европе возобновились балы и костюмированные вечера. Поначалу модницам приходилось переделывать довоенные платья, и они отлично справлялись, поскольку во время оккупации шитье превратилось в крайне хитроумное рукомесло: перелицовывали старье, кроили одежду из занавесок, простыней, мужских костюмов. В голодные, скудные послевоенные годы мастерицы превзошли самих себя в изобретательности и ловкости. Только нувориши, разбогатевшие торговцы черного рынка, могли позволить своим спутницам одеваться у профессиональных модельеров, которые продолжали работать.

Кристиан Диор, любимец Елены, помогавший ей до войны выбирать картины для коллекции, прежде владел небольшой галереей, но после экономического кризиса 1929 года, когда его отец разорился, был вынужден избрать другую профессию. Он стал кутюрье, коль скоро его рисунки понравились в журнале «Vogue»: не случайно ясновидящая мадам Делаэ, вращавшаяся в высшем свете, предсказала ему еще в детстве, что он разбогатеет благодаря женщинам.

Король хлопка Марсель Буссак финансировал создание и показ знаменитой коллекции Диора в Доме моды на улице Монтень в феврале 1947 года. Так возник new look. Юбки стали длиннее и пышнее, хотя материи по-прежнему не хватало. Довоенный стиль Шанель, аскетический и практичный, сменился элегантным и женственным, изысканным стилем Диора. В мире моды произошла настоящая революция.

Мадам сидела в первом ряду с подругами, Кармел Сноу и Мари-Луизой Буске, — без них ни один показ не начинался. У Диора Елена повстречала леди Диану Купер, жену английского посла. Они познакомились давным-давно, в 1910 году в Лондоне. Диана Мэннерс тогда еще не вышла замуж за Дафа Купера, но уже активно занималась политической деятельностью вместе с Марго Асквит.

— Милая, как вам удалось за тридцать пять лет, что мы с вами знакомы, ничуть не поправиться? — спросила Елена с любопытством и завистью. — Вы все такая же стройная!

— Я каждый день съедаю на завтрак всего один грейпфрут. И часть его кладу себе на лицо.

Мадам недоуменно кивнула. Она отлично знала, что в цитрусовых действительно содержатся кислоты, очищающие кожу, но удивилась: неужели леди Купер довольствуется единственным грейпфрутом, что служит ей и кушаньем, и маской для лица?

Лишь в Лондоне Елена наконец-то воссоединилась с мужем.

Они вместе объезжали столицу Англии в поисках наилучшего здания для нового салона. Мадам с волнением вспоминала свой первый приезд сюда и не смогла удержаться, чтобы снова не рассказать о нем князю.

Арчил слышал эту историю сотни раз, то и дело читал о ней в газетах — так строилась легенда о фирме Рубинштейн. Впрочем, Елена прибавляла все новые детали. Вдруг посреди рассказа Мадам велела таксисту остановиться. Вытащила из крокодиловой сумочки пачку банкнот, поспешно расплатилась, не забыв, однако, свериться со счетчиком, выскочила из машины и помчалась по улице, увлекая за собой Арчила. С восторгом она показала ему очаровательный особняк XVIII века, уцелевший во время бомбардировок. Ей так хотелось, чтобы ее салон разместился именно здесь! Навели справки. Выяснилось, что этот знаменитый дом времен Эдуарда VII, удостоившийся посещения самого короля, теперь принадлежит мистеру Джеймсу и тот охотно сдаст его Елене. Итак, адрес нового салона: Графтон-стрит, 3. Кстати, прежний располагался поблизости.

Мадам перестроила все внутри, но фасад не тронула, ее восхищал старинный обширный крытый подъезд. Интерьерами занялась Ческа, вернувшаяся из Нью-Йорка.

Елена, по своему обыкновению, думала только о будущем. Повсюду она возрождала салоны, фабрики, парфюмерные магазины. Жительницы Европы мечтали получить новейшие изобретения фирмы Рубинштейн из Америки. Елена не противилась их желаниям и в Европе объявляла каждый новый товар американским, а в США — европейским.

— Им и в голову не приходит, что рецепты, ингредиенты, даже упаковки моих американских и европейских кремов одинаковые…

Мадам удалось возродить фирму всего за пять лет. Уровень продаж во Франции значительно вырос, на этот раз Элизабет Арден не смогла угнаться за Еленой, та победила благодаря собственному исключительному трудолюбию и деловой хватке генерального директора Эммануила Амейзена.

— Считают, что в сутках всего двадцать четыре часа, однако я использую все сорок восемь! — часто повторяла мадам Рубинштейн.

После стольких лет Елена вернулась в Америку. Американцы оплакивали триста тысяч сограждан, погибших во время войны, но, само собой, США пострадали гораздо меньше, чем европейские государства. Страна успешно переходила к мирной жизни. Экономика быстро восстанавливалась за счет производства товаров широкого потребления, ведь на сцену вышли весьма многообещающие покупатели — представители среднего класса, богатеющие горожане. Конгресс проголосовал за создание жилых пригородов. И повсюду возникли цветущие предместья, ряды однотипных частных домов с одинаковыми газонами, жаровнями для приготовления барбекю и баскетбольными площадками. Местная молодежь обожала бейсбол и боготворила Джо Ди Маджо.

Не отличалось разнообразием и внутреннее убранство домов. На первом этаже располагалась оснащенная новейшей бытовой техникой кухня, рядом — столовая и гостиная. На втором этаже — спальни. Modern way of life[16]быстро распространялся по всему миру и требовал, чтобы женщина вернулась к домашнему очагу, возрождая освещенные веками традиции. Клепальщица Рози была забыта, будто ее и вовсе не существовало. Сразу же по окончании войны четыре миллиона женщин потеряли работу, причем половина из них была прежде задействована в тяжелой промышленности. Те, что упорно отстаивали свою независимость, устраивались теперь продавщицами и секретаршами безо всякой надежды на продвижение по службе.