Елена Рубинштейн. Женщина, сотворившая красоту - Мишель Фитусси

Ей давно уже хотелось куда-нибудь переехать. И наконец она присмотрела квартиру себе по вкусу, трехэтажную, из тридцати шести комнат, неподалеку от салона Рубинштейн. «Я без ума от моего нового воздушного замка», — писала Мадам сыну Рою.

Договор был составлен, Елена готовилась подписать его, как вдруг ей позвонил агент по недвижимости и смущенно пролепетал:

— Мадам Рубинштейн, простите, мне так неловко, однако хозяева других квартир непреклонны. Они не хотят, чтобы рядом с ними жили евреи…

Иллюзии Елены давно рассеялись. Еще в 1915 году, когда она приехала в США впервые, Мадам заметила, что американское общество заражено антисемитизмом, в особенности им страдают наиболее богатые представители белой буржуазии. Ей не удалось купить приглянувшийся дом для салона, так как владельцы не желали иметь дело с еврейкой. Тогда она не обладала достаточной властью, чтобы поставить их на место, и поневоле стала подыскивать другое помещение.

Елена отлично знала, что существуют негласные, а иногда и вполне четко выраженные правила, запрещающие евреям селиться в привилегированных кварталах, учиться в некоторых средних и высших частных учебных заведениях, вступать во многие элитарные клубы. В Атлантик-Сити существовало три пляжа: один для белых, другой для евреев, третий для афроамериканцев. Некоторые знаменитости не стеснялись открыто выражать свои экстремистские взгляды. Например, Чарльз Линдберг, известный летчик, охотно бывавший в Германии до войны и явно сочувствовавший нацистскому режиму, постоянно твердил по радио и в газетных интервью, что евреи угрожают благоденствию и безопасности американского народа, оказывают мощное давление на средства массовой информации, Голливуд и правительство.

Генри Форд, автомобильный магнат, удостоившийся нацистского «Ордена заслуг Германского орла», тоже боялся евреев до судорог. С конца Первой мировой он устно и письменно столь отвратительно клеветал на них, что в 1927 году ему пришлось публично принести извинения, иначе был бы объявлен бойкот его продукции. Впрочем, вскоре он опять взялся за старое. Когда началась Вторая мировая война, американский антисемитизм усилился и проник во все слои общества…

Обычно Мадам делала вид, будто ее это не касается. Она с самого начала решительно отказалась переменить фамилию, красноречиво свидетельствовавшую о ее происхождении, но во всем остальном не считала себя еврейкой. Хотя после отъезда из Казимежа прошло много лет, она по-прежнему сохранила неприязнь к ортодоксальному иудаизму. Ее раздражала «еврейская специфика», утомляли религиозные предписания. Она появлялась в синагоге лишь во время бракосочетаний родственников или бар-мицвы. Не соблюдала кошерных правил, не посещала еврейские общины, помогала не только евреям, но и другим беженцам. Если исключить семью Мадам, ее адвоката и нескольких помощников, то среди трех тысяч служащих фирмы нашлось бы не так уж много евреев.

Но на этот раз оскорбление задело ее за живое, Елена пришла в ярость. Ее возраст и положение в обществе не позволяли оставить подобное заявление безнаказанным.

— Не хотят, чтобы рядом с ними жили евреи? Отлично. Готовьте бумаги. Я покупаю весь дом.

Так мадам Рубинштейн стала владелицей огромного дома под номером 625 на Парк-авеню, в престижнейшем районе Нью-Йорка. С лоджии, идущей по всему периметру, открывался великолепный вид на Манхэттен. Дерзкое сочетание роскоши, изысканности и нонконформизма, как известно, отличало все ее жилища; на этот раз ее помощником по перепланировке стал архитектор Макс Вешлер, готовый воплотить любую, даже самую безумную мечту Мадам и потому отлично ладивший с ней.

Поднявшись по широкой лестнице, вы оказывались в приемном зале, настоящей картинной галерее с полом, выложенным белым и черным мрамором. Здесь были выставлены все полотна, которые удалось вывезти из Франции, а также скульптура Эли Надельмана.

В новом доме царило такое же смешение стилей, как и в парижском особняке на набережной. Парадная гостиная с диванами, креслами, канапе, обитыми шелком и бархатом всех оттенков, от пурпурного до бледно-розового, представляла французский модерн. Столовая, белая с золотом, — барокко. Однако ее стены украшала коллекция примитивного искусства Африки и Австралии. Малую гостиную, где играли в бридж и пили кофе, Мадам любила больше других комнат, хотя ее стиль определить вообще невозможно: венецианская мебель соседствовала здесь с триптихом Дали. Весьма необычное сочетание, согласитесь.

Этажом выше располагалось шесть спален, в том числе и спальня Елены. Мебель из прозрачного акрила была тогда невероятным новшеством, ее часто фотографировали, в особенности флуоресцентную кровать Мадам. Рядом с полотнами Руо — гигантские скульптуры аборигенов Океании, вазы из опалового стекла и зеркала в старинной затейливой оправе. Десятки работ Брака, Пикассо, Миро, Шагала, Дерена, Модильяни, Матисса. Один искусствовед ехидно назвал их «самыми незначительными произведениями наиболее значительных художников конца XIX — начала XX столетия». Над спальнями устроили особое хранилище для многочисленных кукольных домиков Мадам и бальный зал.

Коль скоро время было военное, Елена решила выращивать на лоджии овощи. Свой маленький огород она назвала «Небесной фермой». В 1942 году она устроила у себя грандиозный прием в честь добровольной ассоциации подсобных фермерских хозяйств «United State Crop Corps». Газета «New Yorker» посвятила ему статью. В ней сообщалось, что среди прочих напитков гостям подавали овощной сок странного ярко-зеленого цвета, изготовленный по рецепту самой мадам Рубинштейн, однако приглашенные, в том числе и Дали, предпочитали виски с содовой.

Уходя, журналисты подошли к Мадам попрощаться и застали ее одну возле столика, где лежали торжественно под стеклом четыре клубня выращенного ею картофеля. «Лицо мадам Рубинштейн оставалось непроницаемо серьезным, и мы не смогли угадать, шутка это или нет».

Впрочем, Елене зачастую было не до шуток. Устраивать светские рауты — обременительная обязанность. Приемы Елены и Арчила пользовались популярностью, на них стремился попасть весь Нью-Йорк. Мадам заранее посылала в газеты списки приглашенных. Она гордилась тем, что в ее доме собирались наиболее родовитые, — Елена всегда была без ума от аристократии, — а также знаменитые и талантливые: художники, писатели, журналисты. Попасть в число избранных лестно, поэтому гости приходили в «Rubinstein Hilton» охотно. На Манхэттене только о мадам Рубинштейн и говорили.

Американское правительство, готовясь к военной операции в Северной Африке, сделало Мадам государственный заказ на солнцезащитный крем для десантников, которым предстояло высадиться в пустыне. Такой, чтобы увлажнял и восстанавливал кожу, а также служил камуфляжем для лиц. Елена вместе с Малой разработали подходящий рецепт. Вашингтон закупил шестьдесят тысяч упаковок со знаком фирмы Елены Рубинштейн (HR Inc). Военное время не способствовало развитию косметической промышленности, но на этот раз Мадам получила значительное вознаграждение и приобрела известность.

Елену Рубинштейн пригласили в Белый дом. Президент Рузвельт позабавил ее анекдотом. Одну англичанку, пострадавшую во время бомбежки, несли на носилках; сначала она потребовала у санитаров помаду из своей сумочки и только потом позволила сделать ей обезболивающий укол.