Лорды Белого Замка - Элизабет Чедвик (Англия)

Мод осторожно потрогала стрелу и почувствовала, что Фульк весь напрягся, как натянутая тетива.

– Нужен тонкий деревянный клинышек, – тихо сказала она.

– Мне не придется ничего класть между зубами, – с негодованием возразил он. – Я не такой трус, как некоторые.

– Хватит уже демонстрировать глупую заносчивость! – оборвала его Мод. – По мне, так лучше бы вы использовали вместо кляпа собственный язык. – Она подняла голову и обратилась к Эммелине, соединив большой и указательный палец: – Принесите, пожалуйста, деревянную палочку вот такой толщины, не больше. Еще мне потребуются два широких гусиных пера, маленький острый ножик и иголка с ниткой. – (Эммелина кивнула и пошла к выходу.) – Да, и еще, у меня в багаже лежит кожаная фляжка. Попросите мою служанку ее найти.

Тетушка Фулька отправилась выполнять поручения.

А Мод присела на краешек кровати, сама себе удивляясь. Неужели это она так четко и уверенно отдала приказания? Наша героиня прекрасно сознавала, что в любой момент этот ее прочный фасад мог рухнуть, оставив без защиты дрожащее беспомощное существо, не более Эммелины способное сделать то, что предстояло сейчас совершить.

– Сожалею о кончине вашей матушки, – сказала Мод. – Я приехала к леди Фицуорин в Олбербери, когда она уже болела, и оставалась с ней до самого конца.

Фульк уставил неподвижный взгляд прямо перед собой, словно бы внимательно изучая драпировки.

– Вы очень любезны, – натянуто произнес он, выдавливая из себя слова. – Тетя рассказала мне.

Мод мяла в пальцах край одеяла:

– Мы близко подружились с вашей матушкой.

Интуиция подсказывала ей, что следует воздержаться от подробностей. Мод подумалось, что Фульку неприятно будет услышать, что Хависа относилась к ней как к дочери, о которой всегда мечтала.

– Мама очень страдала? – поинтересовался молодой человек.

Мод долго терзала одеяло, а потом наконец ответила:

– Нет. Леди Фицуорин просто мирно отошла во сне.

– Из вас плохая лгунья. – Он повернул голову, чтобы посмотреть прямо в глаза собеседнице.

– Что вы хотите от меня услышать? – спросила Мод. – Неужели рассказ о том, как бедняжка мучилась от ужасной боли? Легче ли вам станет, если я скажу, что она умерла во сне лишь потому, что мы помогли ей заснуть, собрав весь имевшийся в Олбербери запас мака, дабы уменьшить ее страдания? – Она вытерла слезы. – Я любила леди Фицуорин и не хотела, чтобы она уходила, однако молилась так истово, как не молилась никогда в жизни, чтобы Господь в своей милости поскорее прибрал ее.

Наступила звенящая тишина. Мод заметила, как у Фулька шевельнулся кадык, а глаза его предательски блеснули. Он снова отвернулся и, глядя в сторону, что-то неразборчиво пробормотал. И тут рука ее непроизвольно вылезла из-под складок одеяла и легла сверху на его руку. Хотя движение это было продиктовано состраданием и стремлением утешить, в глубине души Мод не могла не признать, что именно это ей хотелось сделать уже давно.

Фульк весь напрягся, продолжая смотреть в сторону, но не отстранился.

Загремела по карнизу портьера, и вернулась Эммелина в сопровождении Барбетты. Женщины принесли все необходимое. Мод слегка смутилась, но вместо того чтобы немедленно отдернуть руку, лишь стиснула ее крепче.

– Вы хорошо переносите боль? – спросила она Фулька.

Он пожал плечами и посмотрел на нее. Во взгляде Фицуорина уже вновь сквозила язвительная насмешка.

– Трудно сказать, ведь мне раньше никогда не вытаскивали из тела стрелы. А насколько сильную боль вы намереваетесь мне причинить, миледи?

Мод едва заметно поджала губы, размышляя, и наконец решила, что вполне можно ответить в том же духе:

– Трудно сказать, милорд, поскольку мне прежде никогда не приходилось вытаскивать стрелы.

Глядя на ее пальцы, лежащие на его руке, Фульк заключил:

– Стало быть, мы прекрасно подходим друг другу.

Мод покраснела:

– В этом отношении – да. – И медленно, с достоинством убрала руку.

– Мне остаться? – Голос тетушки звенел от страха.

Мод глянула на Эммелину через плечо:

– Нет, вы мне все равно ничем не поможете, но буду благодарна, если пришлете сюда двоих крепких мужчин.

Эммелина кивнула и с явным облегчением поспешила к выходу.

– Это еще зачем? – поднял бровь Фульк. – Вы считаете, что без помощи двоих крепких мужчин меня трудно будет удержать на кровати?

– Не исключено, что вы начнете биться, как жеребец, которого клеймят, и можете серьезно себе навредить.

Мод взяла нож, внимательно изучила лезвие, потом подошла к жаровне, горевшей в середине комнаты, и сунула его прямо в раскаленные угли. Фульк вытаращил глаза, и на лбу у него выступил пот.

– О Господи, что это вы делаете?

– Хирург, который демонстрировал мне свое искусство, объяснил, что огонь очищает. Чтобы не допустить заражения раны, надо использовать инструменты, прокаленные в его жаре. Не беспокойтесь, я сперва охлажу нож.

– Кажется, мне надо напиться, – слабым голосом сказал Фульк.

Мод энергично кивнула:

– Вот это правильно. – Оставив нож в горящих углях, она пошла за флягой и вытащила пробку. – Пробовали когда-нибудь «уишке беа»?[21]

Фульк кивнул, но состроил гримасу:

– Да, в Ирландии, когда служил оруженосцем при Теобальде. Ох и мерзость, между нами говоря, но если хочешь быстро напиться – в самый раз. – Он протянул руку за флягой. Заметив, что, прежде чем отдать ее, Мод отлила немного бесцветной жидкости в крышечку, Фульк поинтересовался: – Вы собираетесь это выпить до или после того, как вырежете стрелу?

– Ни то ни другое, – сказала она.

Фицуорин подшучивал, пытаясь казаться беспечным, но она понимала, что ему, должно быть, не по себе от страха и ожидания. Хотя операция по извлечению стрелы и была несложной, однако Мод прекрасно знала, что Фульку предстоит терпеть, хоть и не слишком долго, мучительную боль.

Снова зашумела портьера, и вошли два брата Фулька. Не Уильям – тот лечил сломанные ребра и ушибы, а Иво и Ричард, оба высокие и сильные. Ричард поспешно засунул в рот остатки жареной лепешки и вытер руки о котту.

– Слушай, сколько можно жрать? – проворчал Фульк.

Ричард похлопал себя по солидному животу и заявил:

– Лишнее мясо не помешает: это все равно что дополнительный слой гамбезона.

– Неудивительно, что у твоей лошади хребет прогибается.

На этом Фульк закончил упражняться в остроумии и отхлебнул из фляжки.