Огонь и вода - Салма Кальк

- И что же ты за принц, что по чужим сумкам роешься? – усмехнулся Рыжий.

- Самый настоящий! Жиль де Роган, вот!

Ага, братец, значит.

- И что скажет твой отец, если узнает о том, что ты тут делал?

Мальчишка помрачнел, кудряшки печально повисли, и даже солнечный луч из окна куда-то делся.

- Ничего хорошего, - шмыгнул он носом.

- И как мы с тобой поступим с таком случае?

- Отпустите меня, а? Я вам пригожусь.

- И на что же ты мне пригодишься?

- Расскажу что-нибудь полезное. Про Катрин.

- И что же ты можешь рассказать про сестру? – хотя, если он вот так шныряет по всем комнатам замка, то, наверное, знает много.

- Ну… я знаю, как она вас называет.

- И как же?

- Рыжим людоедом! – сообщил паршивец.

- Вот прямо – людоедом? – уточнил потрясённый Рыжий.

- Ну, - смутился мальчишка, - это я подслушал, как они с Анриеттой разговаривали. Больше-то ей кому сказать! Она же… как это… не позволяет себе ничего неподобающего, - и так это было сказано, что Рыжий понял – так говорил о принцессе Катрин кто-то из взрослых.

- А почему людоед-то? – не понял он.

Как-то грустно это всё. Ещё только людоедом он не был!

- Она боится, - сказал мальчишка Жиль совершенно серьёзно. – Она говорит – вы страшный. Она никогда не видела ни одного человека, у кого столько магической силы! И она не знает, как с вами быть.

Ну вот ещё только не хватало, чтоб им невинных девиц пугали! Прав он был, когда связывался только с замужними и вдовыми! И только ещё не хватало жениться на запуганной девственнице!

Но жениться-то придётся, мрачно понимал Годфри. Мелкий Жиль был отпущен восвояси с наказом больше не попадаться, магическую защиту своих вещей пришлось усилить. А как поступать с девицей?

Обычно ему были рады. Простолюдинки – потому что он молод и красив, и маг, и ради встречи не поскупится. Знатные дамы – потому что он знал, как заставить их трепетать и мурлыкать, словно кошки, было, у кого научиться. И тоже потому, что молод, красив и маг. А этой-то что не так? Что у неё на уме?

Увы, ответа на этот вопрос мальчишка Жиль не знал, да и дела подоспели – очередной отряд еретиков под Эксом. Пришлось спешно отправляться, и заверить его высочество Луи, что дела – делами, и еретики – еретиками, а к свадьбе он прибудет в срок, и дядюшка Шарль тоже это подтвердил.

Еретиков разбили, как то и положено, но это заняло время. Оказалось, что дядюшка, хитрый жук, успел заказать своему портному новый наряд для Рыжего – потому что, мол, негоже идти жениться в старом. Рыжий попробовал возразить, но получил по носу, и ещё дядюшка бурчал что-то вроде «дай тебе волю – в чёрном походном дублете венчаться явишься». Ну нет, что сразу так-то, Рыжий же не совсем дурной, понимает про древний магический род и про не посрамить его не только на поле боя, но ещё в церкви… и потом на брачном, чтоб его, ложе. С перепуганной девицей, ага. И это при том, что перепуганная девица – красоты небывалой, не земной, а какой-то прямо небесной.

Сколько Годфри не видел её? Десять дней? Две недели? А как будто вечность, и прямо тоскливо ему было без её точёного профиля, и маленькой ручки рядом на столе, и едва слышного голоса. В доме дядюшки девки-служанки глазки строят, только помани. Приехали в Старый Вьевилль – и там та же песня, как же, целый владетельный сеньор, и на бастарда, случись таковой, денег даст, и вообще не оставит заботой – может быть. И Рыжий раньше никогда не отказывался от того, что само шло в руки, а тут как отворотило – не та. Не она. Не так смотри, не так дышит. И это он даже ещё не женился, а потом что будет?

И в столице та же песня – придворные дамы, прослышав про его свадьбу, наперебой предлагали повеселиться напоследок, но вот веселиться он почему-то совсем не хотел. А хотел небывалого – увидеть улыбку на строгом девичьем лице.

Его уже все спросили не по разу, что с ним такое. С Андре отшутился. С дядюшкой как-то ухитрился перевести разговор на другое. А потом подоспела артиллерия.

Первым прибыл родич с отцовской стороны – младший брат деда, Бальтазар де Вьевилль, епископ Массилии. Как же – женится наследник, надежда рода и что там ещё есть! У отца братьев не случилось, материнский брат находился тут же и обычным образом ехидничал, а вот у деда Робера брат был. До сих пор был, и выглядел в свои шестьдесят с чем-то получше иных молодых. Епископ Вьевилль выезжал исключительно верхом, презирая все виды повозок, мог преотлично дать в лоб – кулаком, шпагой, кинжалом или магическим огнём, и словом тоже владел, как дай господь всякому. Он-то сразу просёк, что с надеждой рода что-то не то, придирчиво оглядел его во время примерки свадебного наряда, и велел после переоблачения в обычную человечью одежду явиться пред его светлые очи.

- На исповедь? – вздохнул Годфри.

Он знал – епископ Бальтазар вытряхнет из него душу без усилий. Потом, правда, вернёт на место.

- И на исповедь, и просто побеседовать, - почтенный прелат оглядел алый с золотом дублет и такие же штаны, стоящие колом от золотого шитья, остался доволен и удалился, напомнив, что ждет Годфри у себя.

Рыжий переоблачился из парадного, поскрёб затылок, да и пошёл – чему быть, того не миновать.

- И чего же это ты такой смурной ходишь, что даже до меня дошло? – поинтересовался грозный родич. – Неужто жениться не хочешь, воли жалеешь? Но кто ещё род-то продолжит, если не ты?

- Да я… да нет… да не так… - вдруг на ровном месте начал запинаться Годфри.

Как объяснить-то, у него и слов-то таких нет!

Но епископ Бальтазар оказался не лыком шит и из бессвязных восклицаний Рыжего как-то умудрился создать цельную картину.

- Значит, она тебе крепко в душу запала, - раздумчиво произнёс родич. – И хорошо.

- Ей-то я, выходит, вовсе не по душе, - вздохнул Рыжий.

- Откуда ж тебе про то знать? Ты с ней поговорил?