Огонь и вода - Салма Кальк

с которым они виделись дважды за обедом и дважды за ужином, распрощался и уехал. И сказал, что вернётся к свадьбе. И что будет думать только о ней. И ещё немного о еретиках, о том, как их ловчее побить, конечно же. Катрин не видела в жизни ни единого еретика, и зачем их бить – не представляла. Но наверное, он тоже что-то знает, чего не знает она? Как матушка? Интересно вот только, спрашивать его так же бесполезно, как и матушку, или он может что-нибудь ответить? И вообще, как его спрашивать-то – у неё ж язык во рту не шевелится всякий раз, как она его видит, она же не может ни вздохнуть, ни пошевелиться под его огненным взором!

Правда, он с ней тоже был не очень-то разговорчивым. Но мужчины же всегда разговаривают главным образом с мужчинами! С отцом, со своим родичем генералом Треньяком и своим другом графом Флери он всё время о чём-то смеялся, а с ней – замолкал. Только спрашивал, налить ли ей вина и передать ли еды. Точнее, еду он просто брал в свою тарелку, отрезал добрый кусок и спрашивал почему-то едва слышно – будет ли она это мясо или этот пирог. Катрин боялась поднять на него взгляд и тихонько отвечала – да, но треть от этого куска. Или половину. Или четверть. А он ворчал, что она и так маленькая совсем, а если не будет есть – то и вовсе в воздухе растворится. Глупости какие!

Ещё он после ужина взялся петь. Попросил графа Флери принести ему гитару, настроил, взял аккорд… и замолчал. И очень странно посмотрел на своего друга, если бы Катрин могла предположить, что мужчины смущаются – то так бы и подумала, но здесь явно было что-то иное. Граф переглянулся с генералом Треньяком, и они чему-то расхохотались, и ещё он шепнул что-то отцу. Отец тоже усмехнулся.

- Про поход пой, - сказал генерал.

Ну да, о чём ещё петь военному? Про поход, конечно же. Он и запел. А пел он очень хорошо, и играл – тоже, Катрин заслушалась. Не о любови же ему петь, и не баллады о чудесах и разных страшных делах, которые слышит где-то меж людей отца и мигом выучивает Анриетта!

А потом он уехал, и Катрин думала – переведёт дух, потому что нельзя же всё время пребывать в беспокойстве и напряжении! Но казалось, что он незримо присутствует везде – и в коридорах, которыми она ходит, и на дорожках парка, и на берегу озера, и в разговорах родных и слуг.

Её собирали в новую жизнь – готовили сундуки с приданым, проверяли бельё, постельное и столовое, утварь и посуду – серебряные блюда, столовые приборы – даже вилки, две серебряных вилки с витыми ручками, украшенными отполированными аметистами! И личные вещи Катрин – сорочки, платья, чулки, чепцы, плащи, перчатки, украшения. И ткань, два сундука с тканью, чтобы если вдруг всё же чего-то не достанет на месте – было, из чего сделать. Отец расщедрился и велел дать два кресла, что ему только нынешней зимой привезли из Феррайи – с подлокотниками и резными спинками, положить подушки – и сразу мягко и удобно. А ещё необыкновенный шкаф с маленькими ящичками, каждый ящичек закрывается на маленький замочек. И сундучок с монетами, и ещё один – с обработанными и необработанными драгоценными камнями, небольшой, но – очень ценный. Жози и другие камеристки повторяли, что Катрин не придётся бедствовать в замужней жизни, как бы ни относился к ней супруг. Даже если он не будет её содержать, как подобает, у неё найдётся, на чём спать и с чего есть. Также с ней должны отправиться полтора десятка человек – кроме Жози, ещё три камеристки, и охрана. Её люди.

И вдруг оказалось, что до венчания – пять дней, и жених известил, что уже близко, и прибудет к ужину.

4. Жениться - не воды напиться

Рыжий Годфри был уверен – ему в невесты досталась самая прекрасная девушка на всём белом свете. Никогда и ни у кого не видел он таких прозрачных, словно капля росы, и серо-голубых, словно весеннее небо, глаз, и белоснежной кожи, а ещё принцесса была сильным магом!

Дядюшка усмехнулся – ничего, сказал, после свадьбы будет ещё сильнее. И детям передаст – с большой вероятностью.

Да, после свадьбы. А ничего, что невеста на него глаз поднять не желает? И каждый раз, как он говорит ей хотя бы слово, шарахается от него, словно от еретика какого поганого? А он, как было верно замечено – герцог Вьевилль, и врагов бьёт хорошо, и сам по себе тоже неплох, ни одна дама ещё не осталась недовольной. И в чём же дело?

Дядюшка, правда, только посмеялся, и сказал – радоваться нужно, что дева юна и скромна, и держит себя строго. Для хорошей жены это первейшее качество. Но Годфри сколько не глядел на принцессу Катрин за столом, а больше-то им никак встречаться и не дозволялось, столько и хотел просто взять её за руку, и чтоб она посмотрела на него, и улыбнулась – но если он вдруг касался под столом её ноги, она тут же отдёргивала ту ногу, и руку отдёргивала тоже. Он попробовал дотронуться кончиком пальца до лежащей на коленях кисти руки – но принцесса тихонько ойкнула и натянула кружевную манжету до самых ногтей, и всё это – не поднимая взгляда. Да что такое-то?

Загадка разъяснилась случайно. Как-то, зайдя в отведенную ему спальню, Рыжий увидел нагло роющегося в его мешочке с магическими кристаллами и боевыми артефактами мальчишку – мелкого, лет десяти, а то и помладше. Он сосредоточенно разглядывал добычу, и не заметил появления хозяина. Рыжий бесшумно подкрался и бесцеремонно взял захватчика за ухо. Тот заверещал.

- Эй, отпустите, я только посмотреть, я больше не буду, пожалуйста, отпустите, я больше не буду, ей-богу, не буду!

И даже золотистые кудряшки на его голове трепыхались, так он старался убедить Рыжего, причем – с некоторой толикой магии, вот ничего себе! Не говоря о том, что сумочка была укрыта от простецов неплохой магической защитой – то есть, до сегодняшнего дня Рыжий почитал её за неплохую. Нужно пересмотреть систему защитных заклинаний?

- Ты кто? – спросил он мальчишку. – И что потерял в моих вещах?

- Я же сказал, я только посмотреть!

- Ну, посмотрел. За погляд, говорят, деньги берут. У тебя есть?