Лето придёт во сне. Часть 2. Оазис - Елизавета Сагирова

Я робко переступила босыми ногами на ковре, и Доннел обернулся. Наверное, вид у меня был очень жалкий, несчастный и зареванный, потому что его брови поднялись трогательным домиком, а в следующую секунду он уже стоял рядом и осторожно обнимал меня, бормоча что-то успокаивающее, гладя по мокрым волосам.

И эта неожиданная ласка, не имеющая ничего общего с тем, чего я ожидала в этой комнате сегодняшней ночью, снова заставила меня плакать, на этот раз – от облегчения и благодарности.

Глава 15

Лапка.

– Зачем ты вчера так напилась? – спросил Доннел, когда я перестала реветь.

Он вернулся в кресло у окна и усадил меня на колени, продолжая обнимать одной рукой. Подал кружку с кофе, который я сразу начала отхлёбывать мелкими глотками в попытке потянуть время перед ответом, сгорая от стыда. Как-то получилось, что, начиная со вчерашнего вечера, вся ситуация представляла из себя сплошной позор. Сначала я, вломившись в номер без спросу, застала своего нового владельца в весьма пикантной ситуации. Затем залпом опустошила бутылку коньяка, тем самым заставив его возиться с собой не самым приятным образом. И, как будто всего этого было мало, разбудила ни свет ни заря, рыдающая и измазанная кровью. Но больше всего мне было стыдно даже не за то, что я предстала перед мужчиной в один из самых сокровенных женских моментов, которые следует скрывать, делая вид, что ничего подобного даже не существует. А за мысль, которая пришла мне в голову, едва я почувствовала боль внизу живота и увидела кровь. Сейчас уже было невозможно представить, что этот человек, который, несмотря на все доставленные ему неудобства, так заботился обо мне, мог бы воспользоваться моим бесчувственным телом.

– Для храбрости, – промямлила я, наконец, под внимательным взглядом Доннела. – Мне подруги посоветовали, чтобы расслабиться.

Он фыркнул в свою кружку, сдерживая смех.

– Для храбрости тебе хватило бы половины бокала. А так ты могла серьёзно отравиться. Даже того, что успело всосаться в кровь, а не оказалось в унитазе, хватило, чтобы вырубить тебя до утра. Как, кстати, себя чувствуешь?

Я замерла и мысленным взором пробежалась по телу. Продолжал надоедливо ныть низ живота, но в основном всё было как обычно.

– Хорошо, спасибо.

– Да не за что, – Доннел отхлебнул из чашки. – И пила ты зря. Я всё равно собирался тебя вежливо выпроводить.

– Почему? – в этом вопросе внезапно прозвучало больше обиды, чем удивления, и это стало ещё одной гирькой на чашу моего позора.

– Потому что хотел вернуть Галю, – невозмутимо отозвался Доннел. – Брюнетка, которая была здесь, когда ты пришла. Я всегда приглашаю её, приезжая на остров.

Ага, её. И ещё Аллу. И ещё нескольких похожих, во-от с такими титьками!

– Просто неудобно было тебя сразу разворачивать, – продолжал он, не замечая моих надутых губ. – Думал, схожу в душ, объясню всё, и мы уйдём вместе. Ты – к себе, я – в бар за Галей. Из ванной вышел, а ты тут уже в зюзю. Вот и пришлось планы изменить: куда тебя в таком состоянии?

Я виновато потупилась, решила, что надо хоть как-то объясниться за своё утреннее поведение, и пробормотала:

– А я проснулась почти голая, и живот болел, и… всё остальное. Вот и подумала спросонок, что вы…

Доннел иронично поднял брови и приложил палец к моим губам, вынуждая замолчать.

– Давай договоримся? Во-первых, не вы, а ты. Мы с тобой вроде как собираемся вступить в довольно близкие отношения, и выкать, несмотря на разницу в возрасте, уже неуместно. А во-вторых, не оправдывайся. Ты имела все основания такое подумать, учитывая обстоятельства и место нашего знакомства.

Я тихонько кивала, опустив глаза. Стыдно всё ещё было, но уже терпимо. Ровный голос Доннела успокаивал, его рука, обнимающая меня поверх халата, – тоже. Я вдруг осознала, что впервые сижу на коленях у мужчины и странным образом чувствую себя так, словно это самая естественная вещь на свете. Хотя, если подумать, чего мне уже стесняться после ночных и утренних событий? Вряд ли мы друг друга можем ещё чем-нибудь удивить.

Молчание затянулось, Ральф пил кофе, о чём-то задумавшись, а я украдкой поглядывала на него сквозь упавшие на лицо влажные волосы. Черты лица Доннела теперь не казались мне такими грубыми, как при первом знакомстве, их внешняя резкость уже не обманывала меня. Даже глаза, выглядевшие до этого чёрными, оказались тёмно-карими, тёплыми, цвета крепкой заварки. А ещё у него были очень мягкие на вид волосы. Короткие, но не ёжик, каштановые, выглядевшие так, словно, если на них дунуть, они распушатся, взлетят и опадут не сразу. Как чёрно-бурый лисий мех, из которого мама как-то сшила мне шапку. Захотелось потрогать их, чтобы убедиться, не обманчиво ли это впечатление, но я, конечно, не осмелилась.

Кофе кончился. Тоскливо заглянув в опустевшую кружку, я вздохнула и замерла. Пытаться слезть с колен Ральфа казалось невежливым, сидеть дальше, как ни в чём не бывало, – наглым. Но удачно вышло, что его кофе закончился одновременно с моим, и Доннел, поставив обе наших кружки на столик, осторожно пересадил меня в кресло. Уже стоя, протянул руку, провёл пальцами по моей правой щеке, где под зелёной сосновой лапкой угадывался шрам.

– Расскажешь мне об этом?

Я с готовностью кивнула, но Ральф добавил:

– Не сейчас. Сейчас я пойду пообщаться с людьми и вернусь к обеду. Номер в твоём распоряжении, можешь посмотреть телевизор или взять из холодильника что-нибудь поесть. Но я бы рекомендовал отдых. Ты сейчас немного больна, да и ночь выдалась не из лёгких. Ляг, поспи, а я разбужу тебя, когда вернусь.

Я опять кивнула и молча смотрела, как он берёт с прикроватной тумбочки часы, застёгивает на руке, поправляет перед зеркалом воротник рубашки, рассовывает по карманам мелкие вещицы… И только, когда Доннел направился к двери, вспомнила что-то, как мне тогда показалось, очень важное, и окликнула:

– Сударь!

– Ральф, – он без удивления обернулся, – просто Ральф. Что тебе?

– Вы мне разрешите петь с группой в ресторане? Выступать по вечерам?

– Не вы, а ты. Разрешу. Выступай на здоровье, если тебе нравится, – Доннел опять направился к двери, но я вспомнила ещё кое-что, не дававшее мне покоя с нашей первой встречи.

– Су… Ральф! А можно ещё спросить?

На этот раз он облокотился о косяк, всем своим видом выражая внимание и терпение.

– Спрашивай.

– Вы… ты ведь с Запада, правда?

Он как будто с досадой шевельнул плечами, но ответил дружелюбно:

– Оттуда. Если хочешь спросить про мой великолепный русский, то мои родители – москвичи. Одни из немногих, у кого хватило ума понять, к чему идёт дело, и сбежать за границу, пока не упал железный занавес. Ещё до моего рождения. А теперь ложись спать, успеем ещё наговориться.

Ральф ушёл, а я осталась сидеть в кресле, глядя на закрывшуюся дверь и пробуя на вкус только что прозвучавшие слова: