Любовь-победительница - Барбара Доусон Смит

– Как только мы найдем твою сестру, – продолжил он, – я позабочусь о том, чтобы получить специальное разрешение. С этим никаких сложностей не будет. Архиепископ, конечно, воспротивится, но в конце концов согласится. Мы сможем обвенчаться без лишнего шума в церкви, которую ты сама выберешь…

– Нет.

Ее отказ застал его врасплох.

– Если ты предпочитаешь, мы можем пожениться у меня дома. А потом устроим небольшой прием с ближайшими друзьями семьи.

– Я сказала нет. – Она сжала пальцы, лежавшие на коленях. Ее глаза казались огромными зелеными озерами муки на бледном лице. – Никакого разрешения, никакого архиепископа, никакой церкви и, конечно, никакого приема! Я не выйду за вас.

Он нахмурился.

– Но ты должна!

Адам призвал на помощь все свое терпение. Он должен поступить как джентльмен. Разве она не понимает, что это решение было для него мучительным и он жертвует ради нее своим священным долгом? И разве она не понимает всей серьезности того, что он предлагает? Честь носить его древнее имя. Обещание богатства. Возможность стать герцогиней, а ради этого десятки дам пожертвовали бы многим, если не всем.

Но разумеется, это была не просто дама, это была Мэри! Ему следовало ожидать такой реакции.

– Но нельзя же, чтобы эта чепуха насчет аристократии помешала тебе согласиться.

Она покачала головой.

– Дело вовсе не в этом.

– А в чем? – Гнев закипал в его душе, гнев отчаяния и бессилия. Ему казалось, что он пытается докричаться до нее через пропасть, но ветер уносит его слова в сторону. – Если ты переживаешь из-за моего отношения к твоей сестре, то я могу лишь вновь принести свои глубочайшие извинения. Я обещаю, что сумею исправить содеянное.

– Это тоже тут ни при чем. Вы решили жениться на мне не по собственной воле. Вас вынудили сделать это предложение. Мой отец вынудил вас.

Так вот в чем дело! Раскаяние терзало его.

– Я не позволю другим оскорблять тебя так, как посмел это сделать он. Когда ты станешь моей герцогиней, никто не посмеет оскорбить тебя.

Мэри посмотрела ему прямо в глаза.

– Если бы мы не провели ночь вместе… если бы вас при этом не обнаружили… вы бы уже сделали предложение леди Камилле.

Он молчал, ему нечего было возразить.

– И я ведь не «ваша любовь», – добавила Мэри, и голос ее задрожал. – Я должна была понять, что для аристократа эти слова ничего не значат.

Странная тоска сжала его сердце. А что же он испытывает к ней? Страсть – безусловно. Ему хотелось увлечь ее в постель и оставаться там следующие десять лет. И восхищение. Он ценил остроту ее ума и мог бы поучиться у нее прямоте и откровенности. Но любовь? Разве может любовь вызывать такое волнение, такую недостойную бурю чувств? Его охватила паника. Неужели эта провинциальная мисс всеже завладела его сердцем?

– Ты мне небезразлична, – сказал он. – Со временем чувство появится.

– Скорее всего появится раздражение. Как может быть иначе, если вы считаете меня ниже себя? Если вы вынуждены взять в жены женщину, которая годится лишь в любовницы?

Тусклый свет освещал изящные черты ее лица, гордо вздернутый подбородок. В ее глазах затаилась боль. Он обидел ее, сильно обидел. Потому что она догадалась, что его предложение о браке продиктовано чувством долга.

Внезапно мысль об отказе привела его в ужас. Он потянулся к ней, борясь с желанием поцеловать ее. Он опасался, как бы она не подумала, что он снова использует ее.

– Мэри, прошу тебя, попытайся понять! У меня и в мыслях не было оскорбить тебя, когда я предложил тебе стать моей любовницей. Я только хотел предложить свою защиту, ведь я погубил твою репутацию. Но теперь я вижу, что должен дать тебе нечто большее, чем временные отношения. Честь требует этого от меня.

Она поджала губы, и Адам понял, что допустил ошибку.

– Будь проклята ваша честь! – резко сказала она. – Я никогда бы не смогла принадлежать человеку, который считает для себя унижением брак со мной. Забирайте оба ваших предложения, милорд герцог, и подите прочь.

Мэри делала вид, что наслаждается густым черепаховым супом, но ее желудок взбунтовался после нескольких ложек. Нервы были так напряжены, что она не чувствовала вкуса еды.

Она допустила ошибку, приняв приглашение Адама пообедать с его семьей. Его холодная официальность вызвала в ней желание убежать и спрятаться в своей просторной спальне. Но ведь она уже больше не мышка, напомнила она себе. Ни один мужчина не может больше заставить ее прятаться. Как гостья дома Брентвеллов, она имела полное право сидеть за столом Адама. Она не хуже любого аристократа.

И потом, оставшись в одиночестве, она бы опять мучительно думала о последнем послании сестры. Джо не могла иметь в виду отца, говоря о своем похитителе. Просто она неверно поняла сестру. И кто такой Питер? Мэри так сосредоточилась на этой мысли, что у нее разболелась голова. После обеда она напишет записку Обедайе и спросит, знает ли он, кто такой Питер.

Она снова опустила ложку в тарелку, но не смогла заставить себя проглотить хотя бы еще немного супа. Никогда раньше она не была в столь изысканном обществе. Напротив нее сидели леди Софи и лорд Гарри, а Адам и его мать восседали с обоих концов длинного стола. Леди Софи рассказывала о веселой проделке своих друзей, а ее мать и лорд Гарри время от времени включались в разговор.

Мэри в это время старалась не таращиться на окружающие ее предметы, словно неотесанная деревенщина. Стены парадной столовой были отделаны голубым дамасским шелком, в тон обшитым золотистым шнуром портьерам на высоких окнах. Потолок украшала узорчатая лепнина. Люстра отбрасывала сияющие блики на тонкий фарфор и тяжелое серебро.

Все это могло бы принадлежать ей. Она могла бы стать хозяйкой этого великолепного дома с бесконечными коридорами и головокружительно высокими потолками, с элегантно обставленными комнатами. Как странно даже думать об этом! Неужели она настолько низко пала, что жаждет богатства и роскоши?

Нет, ей нужен хозяин дома. Несмотря на все, что произошло между ними, несмотря на все разумные доводы, она страстно хотела быть его женой.

Ее завораживало его присутствие, и, как всегда, при виде него у нее сжималось сердце. Он сидел во главе стола, слушая болтовню сестры. Рассеянная улыбка смягчала высокомерное выражение лица. Синяк на левой скуле придавал его красоте налет мужественности. Он был воплощением высокого положения и привилегий, от безупречно завязанного галстука до дорогого жилета.

И он хотел жениться на ней.

Она осторожно опустила ложку, боясь, что рука дрогнет и она прольет суп на безупречно накрахмаленную скатерть. Нет, не хотел. Он считал себя обязанным предложить ей руку. И несомненно, испытал огромное облегчение, когда она отказала ему. Она не вписывалась в его роскошную жизнь, и оба они понимали это.