Крымская война. Соотечественники - Борис Батыршин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уличная прокламация, июнь 1855 г:
«К оружью, граждане! Равняй военный строй!
Парижане! Граждане! Братья!
Доколе вы будете терпеть произвол властей, готовых залить улицы кровью разве своих темных делишек? Доколе вы будете сносить власть тирана, растоптавшего возвышенные идеалы Республики?
Парижане, просыпайтесь! Не время отсиживаться по домам! Долой императора-предателя! Да здравствует принц Наполеон, истинный гражданин и слуга Народа!
Liberté, Égalité, Fraternité!»
Всех, кто готов отстаивать идеалы свободы, равенства, братства на баррикадах, ждем в квартале Сент-Антуан. Спрашивать Перийрака, Боске или Ансельма Лидо из общества «Друзья Республики».
II
Париж, улица Монмартр.
— А кто эти Перийрак, Боске и Лидо? — лениво поинтересовался Белых. Прокламацию, отпечатанную на скверной бумаге им всучил на улице молодой человек встрепанного вида, судя по всему, студент.
— Надо полагать, новые Робеспьеры. — ответила женщина. Она отложила газеты и теперь изучала журнал «Ля мод» с рекламой парижского модного дома. — Видимо, в квартале Сент-Антуан их всякая собака знает.
Спецназовец прислушался — в темноте за окном эхом раскатились далекие удары.
— Надо бы сходить, посмотреть. Уже из пушек палят!
Карел хищно оскалился.
— А что, я не против. Если верить Гюго — они там все конченные самоубийцы. Перекрыли улицу баррикадой и тупо сидят за ней. Дома по обе стороны не заняли, стрелков на верхних этажах нет. Об отходе — и то не думают, а ведь куда проще: пробить бреши в задних стенах домов, и все дела!
— А национальная гвардия тупо перла в лоб. — добавил Змей. — Нет, чтобы по крышам…
Спецназовцы второй день обсуждали парижскую манеру вести уличные бои.
— Командир, у нас гости!
На монитор, за которым устроился Вий, шли картинки с камер внешнего обзора. Выбирая конспиративную квартиру, Белых настаивал на том, чтобы все подходы к зданию могли просматриваться, и пусть это и обойдется в лишних полсотни франков.
Но на этот раз вокруг дома посторонних не было.
— Он на крыше. — пояснил Вий и щелкнул тачпадом. — Там камеры нет, только датчик движения.
— Может, кошка? — предположил Змей.
— Хреношка! Датчик настроен на объект высотой от полуметра. Вот, смотри, снова!
В зеленоватом круге мелькнула яркая точка, побежали цифры.
— Три с половиной метра от датчика. Размер объекта… А ты, Змей, почти прав. Не кошка, конечно, но и не человек. Слишком маленький.
Белых подобрался.
— Змей, Карел, берите ПНВ, стволы с глушаками и наверх. И чтоб живым! Надо выяснить, кто это решил нас пропасти?
— А тело куда потом денете? — невинно улыбнулась Фро.
— Тело? — опешил Белых. — Ну, вы даете, мадам…
— С кем поведешься, от того и наберешься, Жорж. Предлагаю спустить в канализацию. Помнится, о ней писал ваш любимый Гюго? В переулке, в двух домах отсюда есть люк.
Спецназовцы переглянулись, с трудом сдерживая ухмылки. Белых беспомощно пожал плечами.
* * *
— Кусючий, гаденыш… — пожаловался Карел, баюкая пострадавшую руку. Еще немного — и до кости!
Малыш Мишо сидел в углу бледный, перепуганный, с руками, скованными пластиковыми стяжками. Когда Карел, удивленно присвиснув, сграбастал мальчишку за шиворот, тот вцепиться зубами в запястье спецназовца чуть выше края перчатки.
— Надо сделать прививку от столбняка. — посетовал Змей. — Может, он бешеный?
— Как вам не стыдно? — возмутилась Фро. — Вы звери, господа! Это же сущее дитя! Сами виноваты, кто просил вас так грубо хватать?
Белых с трудом сдержал усмешку.
«…и эта женщина недавно советовала сбросить труп в канализацию…»
— А какого хрена ему надо на нашей крыше? — не сдавался Карел. — Мы, вроде, трубочистов не вызывали? Расспросите его, Ефросинья Георгиевна!
Фро склонилась к юному пленнику. Тот сжался в комочек и попытался слиться со спинкой стула. Женщина сделала успокаивающий жест и ласково заговорила по-французски.
— Дайте ему пахлавы, что ли… — посоветовал Змей, роясь в сумке. — Может, разговорится?
Спецназовцы давно прикончили последний шоколадный батончик. Пополнить запасы в здешних кондитерских лавочках не удалось (твердый молочный шоколад здесь еще не придумали), пришлось обходиться медовой пахлавой из лавочки на Рю де Тампль, где торговали восточными сладостями. Тягучее коричневое лакомство с кусочками грецкого ореха восполняло недостаток калорий не хуже «Сникерса».
Одолев кусочек приторной массы, пленник разговорился.
Фо выслушала, то и дело кивая, вручила мальчугану новую порцию пахлавы, погладила по чернявым волосам и повернулся к Белых.
— Его зовут малыш Мишо. Он подручный трубочиста, живет в Латинском квартале. Нас обнаружил после убийства Ротшильда — заметил вас, милостивые господа, на крыше и стал следить. Прошелся за вами до прошлого нашего убежища, а потом и сюда.
Карел замысловато выругался. Белых едва сдержал усмешку: кто бы мог подумать, что матерых спецназовцев, мастеров тайных операций, выследит мальчишка-трубочист?
— Не повезло… — сокрушенно развел руками Змей. Он работал в паре с Карелом и отвечал за подстраховку. Строго говоря, это был, прежде всего, его прокол. — Откуда было знать, что этот чумазоид с ночи торчал на крыше соседнего дома?
— Я вам говорилль… — наставительно заметил Лютйоганн. — Швоунн… как это по рюсский… трьюбочьистт, й-а-а. В Дойчлянд швоун есть старинный хандверк… ремесльё. Один знайт все другой ф-ф город. Как увиделль вас — сразу тревожиллься.
— А Ганс-то прав… — заметил Белых. — Зря мы его не послушались. По ходу, местные трубочисты — что-то вроде средневековой профессиональной гильдии. Все друг друга знают, если увидят чужака — немедленно встревожатся.
— Верно, — кивнула Фро. — Для обывателей они все на одно лицо, и дети и взрослые, а вот сами сразу узнают чужака, стоит только увидеть. Впрочем, не волнуйтесь господа — наш гость уверяет, что никому не успел о нас рассказать.
— А он умеет читать? — поинтересовался Белых.
Мальчишка кивнул в ответ на быстрый вопрос Фро.
— Тогда спросите, где баррикада, о которой здесь пишут?
Мальчишка вгляделся в прокламацию, обрадовано закивал и начал взахлеб тараторить.
— Знает. И баррикаду, и этих троих, о которых говорится в листовке. Говорит — один из них, Боске, живет в Латинском квартале. Очень храбрый и справедливый, все им восхищаются. Говорит — весь Латинский квартал пойлет за ним свергать императора!