Дольмен - Михаил Однобибл

Но вот веки Александра дрогнули, он открыл глаза и пока еще мутным взором оглядел собравшихся; переводя взгляд с одного на другого, остановился на незнакомом лице и едва слышно произнес:

– Ты? Это ты? Ты спаслась?

Девушка кивнула.

– Как я рад! Я думал, ты утонула. Как тебя зовут?

– Зинаида.

Елена покосилась на нее. Теперь она смогла рассмотреть девицу: Зинаида оказалась недурна собой, и это несмотря на передряги, ливни и ураганы. Но самое поразительное, что она не стала орать, увидев лицо Поликарпа, когда ветер сорвал с него очки, пусть там, на улице, было не до того, но девушка и в помещении вела себя спокойно, как будто каждый день встречалась с циклопами. Зинаида бросилась к окну, сорвала с него золотистую шелковую штору и замоталась в нее: получилось нечто вроде хитона до пят.

Александр попытался сесть, увидел валявшуюся сандалию и воскликнул:

– Я потерял вторую сандалию, Поликарп! И я не убил его!

– Ничего, – бормотал циклоп. – Ничего, мой мальчик. Ты сделал все, что мог.

Александр, перевернувшись книзу лицом, беззвучно плакал. Потом, ни на кого не глядя, попытался разжать свою правую руку, сжимавшую меч, но у него тоже ничего не вышло: рука и меч стали единым целым. Поликарп осторожным движением взял его руку и по одному разогнул пальцы – ладонь стала черной – и вынул адамантовый меч. Внезапно он наклонился, раздвинул светлые волосы, падавшие Саше на глаза, и поцеловал в лоб: в том месте у Александра было родимое пятно, напоминавшее глаз. Это движение показалось Елена обратным тому, когда бабушка Медея, будто унюхав пятно, поднялась на цыпочки и поглядела ему в лоб.

– Лепокудрая, – повернулся Поликарп к Елене, – я должен идти. Ничего не поделаешь.

– А как же мы? – закричала Елена. – А как же я?!

– Мне надо вернуть то, что мы одолжили, я обещал.

– А Эрехфей? – пробормотал Саша, пытаясь встать. – Ведь он уничтожит нас. Ты сам говорил. Мы смешны ему и противны, как тараканы. Зачем только ему наши женщины, не понимаю… Он любит Понт, и везде будет один Понт, то, что ему дорого.

– И ведь ты давно выучился возвращаться домой с точностью до недели, сам говорил, – укоризненно напомнила Елена. – Ну, пробудешь ты здесь чуть дольше, какая тебе разница?..

Поликарп, казалось, не слышал их: он шел к двери, держа под мышкой меч и унося сандалию.

Дверь закрылась, потом хлопнула вторая дверь, еще один хлопок, наконец завершающий удар входной двери – и они остались втроем. Елена, как ни крепилась, не могла не заплакать. Зинаида сидела на ступеньке, к которой была приторочена свадебная ковровая дорожка, и держала голову Саши на коленях. Елена подошла к окну: ураган по-прежнему бушует, темно, как ночью, хотя давно уже рассвело. Что-то валилось, трещало и падало за окнами дворца бракосочетаний. Смерчи гигантскими птицами кружили над городом.

Вдруг где-то хлопнула дверь, потом еще одна, еще, и раскрылись створки высоких праздничных дверей в зал: Поликарп стоял на пороге, касаясь головой притолоки, и в упор глядел золотисто-синим глазом на Елену.

– Месяц гекатомбеон, – произнес циклоп. – У этой задачи оказалось два решения. Я тоже прочел ответ. Что ж, пусть будет так! Батюшка погиб за ваш дурацкий мир. Я попытаюсь спасти его. Хотя это будет дорого мне стоить. И не только мне…

– А какое второе решение? – охрипшим голосом спросил Александр.

Поликарп подошел к Елене и посмотрел ей в глаза долгим взглядом своего единственного высоколобого глаза.

– Теперь все зависит от нее, – вымолвил, откашлявшись, циклоп. – Все дело в ней.

Он протянул Елене руку, она – в ответ свою ладошку. Елена собиралась оглянуться на пороге, но циклоп шепнул:

– Не оборачивайся, она присмотрит за ним. Скоро ты будешь не нужна Александру.

Перед тем как броситься в нутро урагана, Поликарп приостановился, присел перед Еленой, поставил ее босую ногу себе на колено и обул ее в сандалию Александра. Меч был засунут за кожаный пояс изрядно уже потертого медвежьего хитона.

И вот они в желудке урагана. Так как сандалия была только одна, надо было хорошенько разбежаться, чтобы подняться в воздух, – Елена разбежалась, циклоп следил за ней издали, внутри что-то екнуло, оборвалось, и вдруг какая-то сила подняла ее в воздух на высоту кизилового куста.

– Я лечу! – заорала она, оборачиваясь к циклопу, который, улыбаясь, шел следом. – Смотри, Поликарп, я лечу, лечу. Ты видишь, я лечу-у-у-у!

Она развела руки, ее кренило на левую сторону. Ей казалось, что она катится на самокате, и она отталкивалась о воздух босой левой ногой и мчалась вперед. Циклоп впробеги догнал ее, он несся рядом, плечо к плечу, потом попытался обойти ее, но Елена, взвизгнув, вся устремилась вперед и так замахала обутой ногой, что вырвалась вперед, а Поликарпа оставила далеко позади. Потом она зависла в воздухе, как гигантская бабочка-репейница, и дождалась спутника. Они бежали-летели, а дождь поливал немилосердно, и ветер старался подхватить Елену и унести в море. Прохожих в этот ранний бурный час не было. Казалось, город вымер или готовился к смерти.

Бегущий и летящая достигли вокзала, и здесь их вынесло на железнодорожные пути: товарняк, шедший в сторону России, показал хвост. Переглянувшись, они бросились догонять поезд. Елена мчалась, скользя обутой ногой по правому рельсу, отчего из рельса выбивало искры. Она первой догнала поезд и, подпрыгнув как можно выше, взлетела, оказалась над крышей последнего вагона – и опустилась на крышу ногами, обутой и босой, слегка пробежалась по ней, балансируя растопыренными руками. Потом бросилась на крышу плашмя, развернулась, подползла к краю вагона и, свесившись, протянула циклопу руку. Он ухватился за перекладину, повис на ней, зацепился ногами и, помотав отрицательно головой в сторону протянутой Елениной руки – дескать, стащу тебя вниз, – ухватился за край вагона и с грохотом перемахнул на крышу.

Елена никогда не ездила на крышах вагонов и вначале боялась поднять голову, хотя и понимала, что воробьиная сандалия не даст ей скатиться под колеса поезда. Дождь лупил не переставая, кроме природного урагана, здесь дул ветер, сквозь который летел поезд, и скоро Елена так замерзла, будто не было на земле июля, а наступил злой февраль. Поликарп схватил ее за руку, и они побежали вперед, и всякий раз, когда Елена вот-вот готова была сорваться со скользкой крыши, стоило ей только подскочить кверху, сандалия крепко держала ее на лету. Перепрыгнув на следующую крышу – в пространстве между вагонами, внизу, под чугунными стыками, стремительно и зовуще мелькали шпалы, – они миновали и ее; следующий вагон был вполовину ниже предыдущего и с бортами; взявшись за руки, они прыгнули вниз. Вагон был пустой, Елена с циклопом сели спинами к борту. Дождь, кажется, чуть поутих. Перед глазами оказалось штормовое море, за спиной – бесконечная цепь поросших лесом гор, то подходивших к самым рельсам, то отдалявшихся на почтительное расстояние.