«Якорь спасения». Православная Церковь и Российское государство в эпоху императора Николая I. Очерки истории - Сергей Львович Фирсов

его называли потому, что при повальном невежестве в делах церковного управления А. Н. Муравьёв казался его знатоком. К тому же и сам «знаток» слышал от некоторых святителей такие же комплименты; ему говорили: «Кому же и быть [обер-прокурором], как не вам? Сам государь вас наметил». Муравьёв «верил, что на нём положена наметка и во всю остальную свою жизнь оставался в убеждении, что обер-прокурорское место “принадлежало ему по преимуществу и по праву”»[587].

Не вдаваясь в причины, способствовавшие укреплению этого убеждения, отметим только, что, по мнению Н. С. Лескова, члены Св. Синода, получив А. Н. Муравьёва в качестве обер-прокурора, ничего бы не проиграли, «а сам Муравьёв, грубо интригуя против Нечаева, мог проиграть и проиграл». Однако вышло по-иному: благодаря Муравьёву проиграли все, причем проиграли «сразу и навсегда». «Трагикомедия», как назвал её писатель, произошла благодаря воздействиям «дипломатического гения Муравьёва»[588]. Он, к слову, и был автором мысли сделать графа Н. А. Протасова обер-прокурором Св. Синода. Действуя в качестве «штатного дипломата при митрополитах», Муравьёв перехитрил самого себя и нанёс Св. Синоду сокрушительный удар.

Основная идея А. Н. Муравьёва заключалась якобы в том, что, при согласии императора сменить С. Д. Нечаева, на назначение на его место графа Н. А. Протасова последует отказ, «и тогда “готовый обер-прокурор” явится у него на виду и дело будет сделано как надо». Муравьёв, предполагал Н. С. Лесков, верил, что император сам вспомнит о нём. А если решит спросить мнения иерархов, то получит от них самые лестные отзывы (они, якобы, укажут на Муравьёва как на человека, им преданного, который давно с ними «тайно сносился», писал для них, «и если желал обер-прокурорской должности, то с тем, чтобы её, так сказать, “упразднить” и предоставить членам Синода полную свободу действий»). Получилось всё, как известно, иначе: «что человек предполагает, то Бог располагает по-своему»[589].

В докладе, который представил митрополит Серафим (Глаголевский) императору, говорилось, что обер-прокурор Нечаев – «человек обширных государственных способностей, что для него тесен круг деятельности в Синоде, и что Синод всеподданнейше просит дать настоящему обер-прокурору другое назначение и на его место желал бы иметь исправляющего обер-прокурорскую должность полковника и товарища министра народного просвещения, как человека, известного по уму, образованности и усердию к Церкви Православной.

Государь милостиво утвердил доклад Св. Синода… приняв и благословение передавшего его владыки»[590].

Дальнейшее известно: похоронив жену[591] и возвратившись в конце июня 1836 г. в С.-Петербург, С. Д. Нечаев, спешивший ко дню рождения императора, с изумлением узнал, что вступать в должность ему не разрешается. В течение некоторого времени, если верить А. Н. Муравьёву, в Св. Синоде не знали, кто будет обер-прокурором. Синодальные обер-секретари даже приходили поздравлять его с грядущим назначением. Вскоре С. Д. Нечаев был назначен сенатором в Москву. Что касается графа Н. А. Протасова, то о нём еще не было указа, он колебался, думая, стоит ли ему принимать должность главы духовного ведомства. Убеждать его приезжал архиепископ Филарет (Амфитеатров), а А. Н. Муравьёв предлагал графу в случае назначения взять ещё нескольких сотрудников за обер-прокурорский стол, заявляя о том, что его это не оскорбит. Наконец, Протасов был назначен, «и радость была общая между членами Синода»[592].

Изложенная история, в чём-то напоминающая святочный рассказ, нуждается в некоторых дополнениях и разъяснениях.

Во-первых, никакого времени от назначения С. Д. Нечаева сенатором до назначения графа Н. А. Протасова обер-прокурором не было: 25 июня 1836 г. первый был пожалован чином тайного советника и назначен к присутствию в Правительствующем Сенате (с оставлением членом Комиссии духовных училищ)[593], а второй в тот же день получил назначение обер-прокурором с освобождением от обязанностей товарища министра народного просвещения[594].

Во-вторых, не следует забывать, что в деле назначения графа Н. А. Протасова исправляющим дела обер-прокурора значительная роль принадлежала князю А. Н. Голицыну. Из его переписки с Нечаевым следует, что кандидатура Н. А. Протасова была принята по согласованию обер-прокурора с ним. В начале 1836 г. князь Голицын уведомлял Нечаева о том, что император велел обсудить кандидатуру графа Н. А. Протасова (как возможного исправляющего дела обер-прокурора) с митрополитом Серафимом (Глаголевским), предлагая, если владыка выскажет какие-либо возражения, заменить её кандидатурой А. С. Танеева. По мнению Ю. Е. Кондакова, «даже оставив духовное ведомство, А. Н. Голицын продолжал влиять на его работу. Именно он стоял за назначением Н. А. Протасова, был вдохновителем его реформ. Н. А. Протасов был с детских лет знаком с князем, который являлся другом его отца, и мог рассчитывать на его протекцию. В своих письмах А. Н. Голицын смог убедить С. Д. Нечаева в том, что Н. А. Протасов назначается лишь на время, и обер-прокурор одобрил назначение»[595].

Не останавливаясь на утверждении о том, что князь А. Н. Голицын был «вдохновителем реформ» графа Н. А. Протасова (полагаю, это достаточно спорное утверждение), отмечу иное: князь имел давние отношения с Нечаевым (достаточно упомянуть о Библейском обществе). Насколько приязненными были их отношения, сказать затруднительно, но, скорее всего, обманывать обер-прокурора, предлагая ему кандидатуру Протасова и надеясь, что последний вскоре сменит действующего обер-прокурора, князь Голицын не стал бы. Такого рода интрига была бы не только недостойной князя, но и неразумной с точки зрения проведения реформ в духовном ведомстве. На тот момент никто не мог представить, каким реформатором окажется Протасов, о реформаторской же деятельности Нечаева князю Голицыну было хорошо известно.

Есть и ещё ряд вопросов, игнорировать которые было бы некорректно. Главный из них – радость иерархов по поводу назначения графа Н. А. Протасова. С внешней стороны, всё как будто так и было. Даже митрополит Филарет (Дроздов), не принимавший участия в интриге по смещению С. Д. Нечаева, откликнулся поздравительным письмом графу: «Молю Бога, да благословит служение Ваше и управит к пользам Церкви и к исполнению благотворных намерений благочестивейшего Государя»[596]. Судя по воспоминаниям А. Н. Муравьёва, приветствовать нового обер-прокурора должен был бы и архиепископ Филарет (Амфитеатров), с 1826 г., к слову говоря, состоявший и в Комиссии духовных училищ.

Однако имеются свидетельства, насколько быстро эта радость прошла. Профессор Московского университета П. Д. Юркевич, лично знавший вл. Филарета (Амфитеатрова), сообщил его рассказ, связанный с назначением графа Н. А. Протасова в синодальную обер-прокуратуру. Рассказ предварялся указанием профессора на то, что под старость владыка нередко рассказывал о собственных грехах. К их числу он относил и случай, связанный с назначением Протасова. По словам митрополита, назначение императором молодого полковника обер-прокурором озадачило членов Св. Синода. Тогда митрополиты Серафим (Глаголевский), Филарет (Дроздов) и Филарет (Амфитеатров) уговорились дожидаться, чтобы граф Протасов их посетил. «Я всю ночь не спал, – вспоминал владыка. – Всяка душа властем повинуется. Не бо без ума меч носит, и другие тексты приходили мне в голову, и на утро я уже отправился взглянуть на новое “царское око”. Глядь, Московский уже там; а вслед за мною приехал и Серафим, и мы долгонько оставались в приёмной, пока