Спасти огонь - Гильермо Арриага

светясь гордостью за меня. «Вот это дело», — сказал ты. Ты не представляешь, как я обрадовался этим словам. Ни единого окрика, ни единого упрека. В тот вечер я не мог заснуть, потому что в ссадине на лбу стреляло, а колено жгло как огнем, но я был доволен. Очень доволен.

Третий момент счастья — первый поход в кафе-мороженое «Сибериана». Ты сам выбрал вкусы: шоколад и кофе. Объеденье. Мы вышли с мороженым и сели на скамейку на тенистой площади. Ты велел нам провести языком по нёбу: «Вы почувствуете маслянистость на нёбе». Мы послушались и действительно ощутили нечто вроде тонкого слоя сливочного масла. «Это значит, что мороженое здесь делают из настоящих сливок, а не на растительном жире, как магазинное». Мы занялись мороженым и замолчали. Только время от времени ты салфеткой промокал капли, стекавшие по нашим рожкам. Эти короткие минуты, когда мы просто молчали и смотрели на прохожих, — одно из немногих моих воспоминаний о единении с тобой.

Любопытно, что ни в одном из счастливых эпизодов моего детства не фигурирует мама. Она — едва различимый призрак моих детских и отроческих лет. Мы проводили рядом с ней большую часть дня, но я никогда не переживал подле нее незабываемых мгновений. Говорят, в Лиме всегда пасмурно, но никогда не идет дождь. Вот так я запомнил дни подле мамы — серые, дымчатые, без молний и ураганов. С тобой жизнь была бурной, словно непрекращающаяся гроза, но с неожиданными проблесками света. Ты выполнил одно из предназначений истинного отца: дарить мгновения.

Мне нужно было решить, поеду я завтра к нему или нет. Я стремилась увидеться с ним наедине, пусть даже это «наедине» предполагало присутствие других заключенных, других посетителей и многочисленной охраны вокруг. По крайней мере, я смогу поговорить с ним спокойно и нам не помешают Хулиан, Педро или другие участники мастерской. Но это будет сложно. Не то же самое, что встретиться с первой школьной любовью, с которой у вас когда-то не получилось, и вот теперь, двадцать лет спустя, вы решили дать друг другу второй шанс. Хосе Куаутемок — убийца, это я четко понимала. Нельзя сбрасывать такое со счетов. Существовала вероятность, что он на меня нападет даже в присутствии надзирателей, хотя эту мысль я наивно старалась задвинуть подальше. Я доверяла ему, несмотря на его жуткие преступления, оправдывая себя тем, что моя интуиция якобы не могла подвести. Наверняка к убийствам его подтолкнули обстоятельства. Может, он как раз и расскажет мне поподробнее. Я даже фантазировала, что он защитит меня от самого себя. Если я туда отправлюсь, то одна, на свой страх и риск. Никто не будет знать о моей вылазке. Если со мной что-то случится, об этом станет известно слишком поздно.

Вечером я собрала своих танцоров. Рассказала им, что хочу поставить танец о трупах на Эвересте как метафоре человека, побежденного природой. Тела, вписанные в пейзаж. Гора как назидание. Им это показалось интересным, хотя даже вообразить такую хореографию трудно. Как изобразить снег, утесы, смерть? Я попросила набросать идей. Люсьен привил мне представление, что в мире танца должна царить вертикальная иерархия, но мне нравилось всех включать в процесс. Да, хореограф в одиночку задумывает структуру постановки, но выслушать предложения коллег бывает нелишним.

Это оказалось полезно и помогло уловить некоторые нюансы. Да, рассказать о трупах на Эвересте будет нелегко. Для творческого человека одно-единственное событие или образ могут стать отправной точкой, и вокруг них выстроится целое произведение. В свободном потоке ассоциаций одна тема влечет за собой другую, а та — третью, и все начинает собираться в единую картину. Поэтому я не стала отвергать даже самые безумные идеи.

Из «Танцедеев» я вышла часов в десять вечера. Клаудио чуть раньше прислал мне сообщение в ватсапе: «Дети вымыты, накормлены, уложены. Я без сил. Совсем засыпаю. Спокойной ночи. Люблю тебя». Мы с Альберто и несколькими балеринами отправились в веганский ресторан. Некоторые мои танцовщицы выступали против «жестокого обращения с животными со стороны трупоедов». А вот я прямо-таки затосковала по тако «гаонера» с вырезкой и тако с ребрышками. Несмотря на нотации моих подружек-веганок, я отказывалась пренебрегать мясом. Неизменно противоречивый Эктор считал, что в будущем человечество разделится на две половины: на «доминирующих», чья жизненная сила и острота ума всегда будут на высоком уровне за счет поедания мяса, и «мягкотелых» — веганов, которых диета сделает вялыми, слабыми, податливыми и робкими. Хосе Куаутемок, вероятно, думал так же. В одном стихотворении он написал: «Я питаюсь кровью и жизнью. Внутри меня скачут животные. Я слышу, как стучат их копыта. Я тоже — они. Те, кто травояден, не слышат в себе гула табунов».

Отужинав чечевичным супом, кускусом с овощами и кофе с миндальным молоком и тростниковым сахаром, я вернулась домой. Внизу разулась, чтобы мои шаги никого не разбудили. Деревянные полы скрипели. А мы с Клаудио терпеть не могли ковры. Содрогались при одной мысли о количестве потенциально скапливавшихся там микробов.

Я легла. Клаудио спал крепко и не проснулся, когда я до него дотронулась. Я перевернулась на бок и посмотрела на мужчину рядом со мной, мирно дышащего во сне. Мой муж. Отец моих детей. Мой друг. Мой товарищ. Стоит ли Хосе Куаутемок предательства? Но я всегда рассматривала свои измены — и с Педро, и, возможную, с Хосе Куаутемоком — как ограниченные. Педро переспал со мной, просто чтобы доказать самому себе, что секс с женщинами его не интересует.

А я с ним — просто чтобы удовлетворить жажду приключений. Для измены же с Хосе Куаутемоком вообще нет никакой возможности и подходящих обстоятельств.

Я решила, что утром поеду к нему. Обняла подушку и попыталась уснуть.

Хосе Куаутемок угроз Крысы не испугался. Чхать он хотел на вшивого капо. На дешевую борзую мелкую сошку. В иерархии нарко он — заместитель директора филиала, но никак не топ-менеджер. Гнида, привыкшая убивать без угрызений совести. Туповатый деревенский задира, обласканный обстоятельствами. В другие времена он бы и до шестерки не поднялся. Но ему выпала эпоха расцвета коки и травы, фентанила и героина, экстази и кристалла. Американской анаконды с широко раскрытой пастью, которой все было мало.

Сочное дельце со стройкой в тюрьме было для Крысы козырем. Если он добудет боссам боссов дивиденды, то отсрочит собственную