100 дней счастья - Фаусто Брицци

Через минуту на нас обрушивается бешеный ливень, гром и молнии. Мы едва успеваем запрыгнуть в палатку и прикрыть нашу отличную кухню.

Сидеть в палатке во время дождя – это настоящее волшебство. Силы природы бушуют в каких-то сантиметрах от тебя, а ты словно в центре волшебного круга, который начертил пролетающий мимо волшебник.

Шум снаружи усиливается, но мы лежим на матрасах и слушаем его, точно концерт симфонической музыки. Когда гроза заканчивается, мы выходим посмотреть на последствия катаклизма: палатка выстояла только благодаря рвам, вырытым детьми, да и кухня, тщательно прикрытая непромокаемым тентом, не пострадала.

– Вот это приключение! – кричит Ева.

Я поворачиваюсь и улыбаюсь. И прошу всех троих встать у палатки, прилаживая фотоаппарат, чтобы сделать автоматический снимок. Потом бегу к своим и растягиваю рот в улыбке.

Щелк!

Тогда я еще не знал, но это оказалась последняя фотография, на которой мы все вместе.

Мой любимый аттракцион в парке «Гардаленд» – «Космическая Вертикаль». Это сорокаметровая башня, с вершины которой ты обрушиваешься вниз со сверхзвуковой скоростью, притормаживая только перед самой землей. За один раз могут ехать только четыре человека. То есть мы.

Мы стоим в очереди рядом с австрийскими подростками, которые приехали на озеро на каникулы. На входе я умудряюсь схватиться с сотрудником, который утверждает, что Ева слишком маленькая и по нормам безопасности не может пойти вместе с нами. Мы оставляем ее с Петрушкой – дракончиком, что является символом парка, внутри которого скрывается парень с ярко выраженным калабрийским акцентом.

Мы залезаем на сиденья, а четвертой оказывается до смерти перепуганная школьница из Бергамо, которая по неведомым причинам оказалась на вертикальной космической горке. Пока мы поднимаемся вверх, она рыдает, ахает и охает. А мы радостно смеемся. Выше, выше и выше. Я смотрю не вниз, а вверх. Небо все ближе и ближе. Кто знает, почему рай и потусторонняя жизнь ассоциируются с небом? Мне кажется, в качестве загробного мира лучше подходит море.

Внезапно мы несемся вниз, сердце застревает где-то в горле, а по всему позвоночнику чувствуется электрический разряд. Четыре секунды длиною в жизнь. Мы уже на земле и хохочем как сумасшедшие, что в принципе свойственно посетителям аттракционов. Я киваю дракону, который играет с Евой, и мы сразу же встаем в очередь на второй круг. Пока мы поднимаемся, на этот раз с молчаливым японцем, я непрерывно кашляю.

Наверное, было бы не лишним поставить табличку у входа: кроме детей ростом ниже метра двадцати, сердечников и смертельно больных. Живот у меня разболелся до невозможности, а на грудь как будто что-то давит, точно соскочившая штанга. Меня тошнит, а сердце бьется, как метроном, слетевший с катушек. Падение приходит освобождением. Я выхожу за калитку, говорю своим, что мне что-то попало не в то горло, и отдаляюсь на безопасное расстояние, дав понять Паоле легким кивком, что все нормально. Я ложусь на спину в траву, между каких-то клумб. И медленно дышу, пытаясь успокоить взбесившееся сердце. Как во время занятий йогой.

Только полный идиот попрется в «Гардаленд» за четыре дня до смерти. Но я обожаю аттракционы. Если бы мне довелось выбирать, где пребывать в раю, я не отказался бы от Страны Дураков.

Через пятнадцать минут я возвращаюсь к своим. Они уже устроились на скамейке у фастфуда и поедают чизбургеры и картошку-фри.

– Как дела? – обеспокоенно спрашивает Паола.

– Лучше. Почти на отлично, – улыбаюсь я.

Мне нужно постоянно улыбаться.

Ева протягивает мне надкусанный гамбургер. Я отказываюсь, качая головой. Есть как-то не хочется. Но хочется пить, и я осушаю пол-литровую бутылку. Мне прекрасно известно, что равнодушие к пище в часы встречи с тарелкой – дурной знак.

Очень дурной знак.

Я встаю из-за стола и уговариваю всех отправиться на пиратский корабль. И даже напеваю песенку «Пятнадцать человек на сундук мертвеца».

Словечко «мертвец» за последнее время слишком часто крутится возле меня, прямо как слово «люблю» в популярных хитах. Но это я не специально, просто так вышло.

Мы еще не дошли до корабля, как вдруг я понимаю, что мне нечем дышать, голова кружится и я вот-вот упаду. Я опускаюсь на скамейку и говорю Паоле, чтобы она с детьми отправлялась на корабль.

– Я уже тысячу раз там был.

И вот я сижу, а вокруг раздаются сотни детских голосов. И пахнет сладкой ватой, и слышатся веселые песенки, а вдалеке кто-то, испугавшись, кричит во весь голос. Я прикрываю глаза. Меня никто не замечает. Одинокий сорокалетний старик, присевший на скамейке посреди волшебной страны, но рядом нет ни голубя, ни сверчка, чтобы составить компанию.

В последний раз я был тут еще в школе, лет в двенадцать, в традиционной поездке всем классом. Вообще-то мы должны были ехать в Милан, но один учитель настоял, чтобы мы немного отклонились от курса и заехали в Бергамо. В те времена я был безнадежно влюблен в Летицию Катамай, не по возрасту крупную рыжую девицу, которая к тому же картавила. Она стала свидетелем одного из самых грустных моментов моей жизни. Три года я отчаянно и упорно ухаживал за ней, но не получил даже самого жалкого поцелуя в щечку, и вот, волею доброго случая я оказался с ней в одном классе в лицее. В первый же день, едва я обнаружил свое счастье, я кинулся к ней, пока Летиция стояла во дворе и ждала звонка на урок.

– Привет, – радостно крикнул я. – Ты в курсе, что мы в одном классе?

А она ответила:

– Ну, классно. Я Летиция. А ты?

«А ты»?!

Я остановился как вкопанный, точно в меня выстрелили из ружья.

Она меня даже не узнала! Для нее я – обычный мальчик, новый одноклассник. Три года моих ухаживаний пропали впустую – как видно, я оказался слишком застенчив, и она даже не заметила моего существования. Для нее я был человек-невидимка.

Я не стал напоминать ей о трех годах, проведенных со мной в одном классе, и забросил свои ухаживания. Она их не стоила. Через месяц я уже встречался с Антонеллой Дажефамилиинепомню и отлично провел с ней осень.

Лет через двадцать я снова случайно повстречал рыжую Летицию. Она катила коляску с малышом, старший ребенок держал ее за руку, а в другой руке она тащила пакет с продуктами. Но главное, она поправилась килограммов на тридцать, что, в общем-то, нас роднило.

Когда мы подходили к кассе супермаркета, наши взгляды на какую-то секунду встретились. Думаю, она и на это раз меня не узнала.

Когда мы добрались до Имберсаго, что на берегу реки Адды, солнце стояло в зените. Мы напоминали четыре жаренных каштана на сковородке, только сковородка по форме походила на машину. Даже кондиционер не помогал.

Мы вышли из машины и направились к молу.