Орлы на войне - Бен Кейн

Завернувшись от вечерней прохлады в плащи, они с Фенестелой сидели у костра рядом с его палаткой с кубком вина в руке. Тулл пока еще ничего не рассказывал опциону, зная цинизм последнего по отношению к неримлянам в целом и германцам в частности. Уж лучше жить сомнениями по поводу Арминия, чем по десять раз на дню выслушивать язвительные подначки опциона по этому поводу. С другой стороны, подумал Тулл, что ему терять?

– Небось ждешь не дождешься, когда вернешься в Ветеру? – спросил опцион.

– Это да. Надоело спать без нормального матраца и подушки под головой. А если погода испортится, то одеяла вряд ли спасут от холода. Нет, лично я предпочел бы жаровню для обогрева и крышу над головой.

– А вот это точно, – ответил Фенестела. – Мы с тобой не становимся моложе.

Особенно если Арминий выполнит свой замысел, подумал Тулл.

– Хочу кое-что тебе сказать.

Фенестела прищурился и, поплотнее закутавшись в плащ, кивнул.

– Выкладывай.

Убедившись, что их никто не подслушивает, Тулл поведал опциону все: и про тот первый случай в Ветере, зародивший в его душе тревогу, и про взгляды, которыми обменивались Арминий и Мело, и, наконец, про Сегеста.

– Ты ведь знаешь, что подслушал Дегмар.

Лицо Фенестелы темнело с каждым мгновением.

– Нечастный cукин сын! Рябой козодрал!

Тулл усмехнулся. Как же приятно, когда твоим словам кто-то верит! Пусть даже такой предвзятый тип, как Фенестела.

– То есть ты рассказал все Вару и он тебе не поверил?

– Но с какой стати ему думать, будто есть реальная опасность? Тому, что я ему рассказал, нет совершенно никаких доказательств.

– Если брать факты по отдельности, может быть, и нет, – философски произнес Фенестела. – Но если сложить их вместе, то они лягут аккуратно впритык, как мозаика на полу бани патриция.

Тулл задумался над словами Фенестелы. Привкус у них был крайне неприятный.

– Согласись, это все же может быть совпадением.

– Может быть, – буркнул опцион. – Будем надеяться. Иначе мы все можем вляпаться в огромную вонючую кучу дерьма… Ты не мог бы поговорить с Варом еще раз?

– И что я ему скажу? – вопросом на вопрос раздраженно ответил Тулл. – Извини, наместник, но мой опцион, уважаемый ветеран, уверен, что я прав, считая Арминия предателем?

В сумерках Фенестела сверкнул зубами.

– Он даст тебе такого пинка под зад, что ты не заметишь, как вылетишь из его кабинета.

– Это самое малое, что он может сделать. Не имея доказательств, к нему лучше не приближаться.

Фенестела разразился потоком смачных ругательств.

– Если Арминий что-то замыслил, а мы будем сидеть сложа руки, сколько солдат мы потом потеряем!

– Ты прав, – был вынужден согласиться Тулл, сколь горько это ни было.

– Что же нам тогда делать?

– Надеяться на лучшее. Молить богов, чтобы мы ошиблись в своих подозрениях, и одновременно по дороге домой следить за каждым нашим шагом. Мы должны быть готовы к вероломству. Вплоть до того момента, как пересечем мост через Ренус.

– Никогда еще я не был так рад ощутить под ногами его настил!

– Мы оба. – Тулл сделал глоток вина. С ними все будет в порядке, подумал он. Скорее всего, он все-таки ошибается насчет Арминия.

В следующий миг над палатками взошел диск луны. По спине тотчас пробежали мурашки. В это время года луна обычно бывала белой или желтой, в редких случаях оранжевой. Сегодня же она была кроваво-красной. В иных обстоятельствах Тулл не обратил бы внимания на ее цвет. Но сегодня это явно было знамение. Он подтолкнул локтем Фенестелу.

– Посмотри на небо.

Опцион выругался.

– Нехороший знак.

– Это точно. Дай-ка мне вина.

– На.

Тулл взял полупустой мех и, наполнив свой кубок, вернул вино Фенестеле.

– Очень даже неплохое винцо! Где ты его берешь?

– У старого финикийца.

– Того самого прохиндея, что торговал в Ализо?

– Да, того самого. Бо́льшая часть его товара – кислятина хуже уксуса, но у него всегда есть заначка хорошего вина. Вот я и решил, а не угоститься ли нам на прощанье в последний вечер, перед тем как покинуть Порта Вестфалика?

Тулл постарался не думать о том, что этот вечер вообще мог быть их последним. Ему почему-то вспомнился безумный прорицатель, которого он встретил в Могонтиаке пятнадцать лет назад.

– Ты думаешь, он уже спит? Лично я посидел бы еще немножко.

– Я тоже, – поддакнул Фенестела. – Вряд ли финикиец рассердится, если его разбудят. Для него звонкая монета дороже сна. Пойду схожу к нему.

Фенестела ушел за вином, а Тулл погрузился в задумчивость. В голове вертелись безумные мысли, и самая безумная среди них – а не убить ли Арминия сегодня вечером? Сделать это легко и просто. Пара ударов кинжалом, и с сомнениями покончено навсегда. Правда, существует опасность, и немалая, что он и сам падет под кинжалами ауксилариев. И даже, останься он жив, последствия будут самые малоприятные. Вар с позором выкинет его из легионов, и это в лучшем случае.

Спустя какое-то время Тулл отказался от этой мысли. Дело даже не в его карьере. Нет, убивать людей в темноте – это не для него. Центурион сокрушенно вздохнул. Выбор был невелик. Либо ничего не предпринимать, что было не в его натуре, либо вновь обратиться к Вару и навлечь на себя его гнев. Причем сейчас тот был бы даже страшнее, чем раньше. Утром Вар будет занят, готовясь к длительному маршу в Ветеру. Возле него, в ожидании приказов или же, наоборот, с жалобами, будут постоянно толпиться офицеры всех рангов. В таких обстоятельствах прилюдно докучать наместнику – все равно что открыть канализацию на улице, по которой должен проехать император.

Тем не менее он должен что-то предпринять.

Вскоре, к его радости, вернулся Фенестела. Принесенное опционом вино отвлекло Тулла от тягостных дум и помогло утолить жажду, мучившую его с такой силой, как будто он без глотка воды прошел половину сирийской пустыни. Нет, конечно, опьянение вряд ли поможет ему убедить Вара, но сейчас для него куда важнее залить вином терзавшие его отчаяние и злость. Да, это все, что ему оставалось: напиться в стельку на пару со своим старым другом Фенестелой и забыть обо всем на свете.

Хотя бы на сегодняшний вечер.

Арминий почти не спал. Он проворочался всю ночь, снова и снова перебирая в уме, ничего ли он не забыл. Что, если Вар заподозрит что-то прежде, чем он со своими воинами отъедет из лагеря в последний раз? Переутомление давало о себе знать разбитостью в теле и резью в глазах. Раздражало буквально все. Последние дни он срывался по любому поводу. И все равно день был удивительный! Как только в его палатку проникли лучи первого утреннего света, Арминий вскочил с походной постели, чувствуя себя окрыленным. «Завтра я выполню мою клятву, – было первое, что он подумал. – Донар получит обещанную жертву».