Черноводье - Валентин Решетько

Солнце опускалось все ниже и ниже, а мошка слепила глаза косарям все сильнее и сильнее. Зловредный таежный гнус – мошка с каждым взмахом литовки тучей поднимался из потревоженной травы. Люди отчаянно чертыхались, в кровь раздирая руки и лицо. Наконец вся трава была свалена до самого чвора; осталось только изумрудное ожерелье, кольцом опоясавшее топкий берег озера.

Афанасий воткнул свою косу. Он из-под руки смотрел на багровое закатное солнце, нижний край которого уже потонул в лилово-черной туче. Бригадники, заканчивая последний прокос, подходили к бригадиру.

Где-то там за горизонтом вдруг вспыхнула багровая зарница, осветив на мгновение черную тучу. Люди замерли. Через некоторое время послышался глухой отдаленный грохот.

– Ну вот, кажись, дождались! – в сердцах сплюнул Жучков. – А сухая кошенина лежит… Теперь отдохнем, мать ее за ногу!..

– Может, ниче, дядя Афанасий, – пронесет мимо! – пытался успокоить бригадира Иван Кужелев.

– А-а! – досадливо отмахнулся Жучков. – Посмотри, какая мошка поднялась!

Последней в прокосе шла Настя. Перед ней постоянно маячила спина молодого косаря, почти мальчишки, Мишки Христораднова. От этой монотонно покачивающейся спины у Насти рябило в глазах, к горлу комом подступала тпшнота. Закутанная косынкой от мошки, Настя задыхалась.

– Когда же кончится прокос! – в ее мозгу только одна мысль.

Наконец Мишкина спина замерла, прокос уперся в топкий берег озера. Вконец измученная Настя остановилась. Опираясь на косовище, она посмотрела на закат. В это время полыхнула на горизонте молния, и через некоторое время докатились глухие раскаты грома. Молодая женщина испуганно перекрестилась. И вдруг на противоположной стороне чвора, уже затененного вечерними сумерками, увидела обласок. Забыв про усталость, она торопливо подошла к бригадникам.

– Мужики, смотрите, обласок!

Ходкий обласок, управляемый опытной рукой, быстро скользил вниз по Варыньоге. Медленно уплывали назад низкие илистые берега, поросшие жесткой осокой, между корнями которой сочилась вода, окрашивая буро-красными потеками сизо-голубой ил. Илистые берега испещерены птичьими следами. Тут и едва заметная паутинка следов непоседливой трясогузки, более заметные крестики многочисленного царства куликов, хорошо отпечатанные большие кресты вездесущих вороватых ворон.

Непривычно тихо. В прибрежных зарослях не слышно шумной возни и писка пернатого царства. Воздух, окрашенный в бордовые тона закатным солнцем, навевал чувство тревоги… Поднялась мошка. Она залепила гребцу глаза, кисти рук, назойливо лезла в каждую щелку. Агафья спокойно смахивала серую дышащую массу с лица, но через мгновение мошкара снова слепила глаза.

– Портится погода. Гнус поднялся, спасу нет! – тихо проговорила тунгуска.

Лыска, услышав голос, поднял острую морду и насторожил уши. Посмотрел на хозяйку и снова уткнул нос между задними лапами, прикрыв его пушистым хвостом.

Наконец густые заросли черемушника закончились и полноводная речка слилась с Васюганом. Слабый ветерок сбил мошкару в прибрежные заросли. Агафья вздохнула свободнее, положив поперек борта весло, она с наслаждением опустила руки в воду и влажными ладонями обтерла горевшее от укусов лицо. Вдруг где-то за кормой обласка, со стороны заката полыхнула зарница, и через некоторое время донесся едва различимый раскат грома.

«Однако, гроза идет! – с тревогой подумала Агафья. – Быстрее надо. Мясо может замочить; спортится мясо». Она заботливо поправила мешковину, которая закрывала большой ворох мяса, лежавшего на дне обласка. Затем направила остроносый обласок в узкий исток, вытекающий из чвора. Подгоняемая глухими, пока еще далекими раскатами грома, она протолкалась по мелкому илистому истоку в озеро.

Зоркими глазами Агафья сразу заметила толпящийся на противоположной стороне озера народ. Она давно не была на этом чворе. И сейчас с любопытством рассматривала непривычную картину – подчистую выкошенной гривы.

– Ой-е-ей! – удивленно пропела охотница, направляя верткую посудину к противоположному берегу. Неторопливо и размеренно помахивая веслом, Агафья медленно приближалась к берегу.

За кормой обласка тихо позванивала вода.

– Гляди, баба! – удивленно воскликнул Иван Кужелев.

– Вижу! – отозвался Жучков. – Че она здесь потеряла? – разглядывал приближающуюся гостью.

С тихим шелестом нос посудины врезался в густую осоку. Лежащая в носу обласка Тайжо, маленькая юркая собачонка, выскочила на берег, деловито обнюхала людей, затем села около воды, поджидая хозяйку.

Иван подошел к обласку и, взявшись за носовую распорку, выдернул лодку подальше на берег. В нос мужику шибануло густым, сытным запахом мяса. У Ивана жадно затрепетали ноздри. Лежавший в ногах у хозяйки Лыска поднял голову и внимательно следил за чужаком. Верхняя губа собаки подрагивала, обнажив сахарные клыки; из мощной груди кобеля вырывался глухой сдержанный рык.

– Нельзя, Лыска, нельзя! Свои! – Агафья погладила собаку по широкому лбу. Кобель успокоился и, положив тяжелую голову на передние лапы, внимательно следил за людьми, толпящимися на берегу. Тунгуска воткнула рядом с бортом обласка весло и, придерживая его рукой, с интересом рассматривала людей. Ее широкоскулое лицо с узкими глазами было абсолютно неподвижно, только узкие глаза-щелки тщательно ощупывали каждое лицо покосника.

Бригада тоже с интересом разглядывала гостью.

Наконец Агафья оперлась о весло и встала. Затем шагнув через борт, она ступила в осоку и вышла на сухой берег. Невысокая, крутобедрая и высокогрудая, она крепко стояла на полных, слегка кривоватых ногах, обутых в легкие кожаные чирки.

Ее взгляд с нескрываемым интересом задержался на рыжеволосом Николае, перескочил на Ивана, затем на Степана Ивашова, равнодушно скользнул по лицу Афанасия и Насти.

«Плохо, савсем плохо. Шибко худой люди. Правду Ефимка говорил!» – думала Агафья.

Молодые мужики и холостые парни помимо своей воли жадно рассматривали пышущую здоровьем девушку с толстой черной косой, змеящейся вдоль всей спины. Почувствовав непривычную неловкость под пристальными мужскими взглядами, Агафья утицей переступила с ноги на ногу и тихо невозмутимо сказала:

– Мяса притащила. Берите мяса. Без мяса савсем плохо… Шибко дохлый! – Она нагнулась и сняла мешковину; покосники увидели большую кучу нарезанного плетями мяса.

– Ефимка просил притащить. Хороший мужик Ефимка! – пояснила Агафья.

Иван, стоявший ближе всех к обласку, невольно протянул руку к вороху мяса.

– Бери, бери! – подбодрила тунгуска покосника. – Ха-а-роший мясо, жирный; бык – молодой!

Густой запах свежевяленого мяса распространялся вокруг обласка. Лихорадочным блеском горели у покосников голодные глаза.

– Господи! – почти в горячечном бреду повторяла Настя. – Маленький кусочек, хотя бы маленький кусочек!..