Последняя картина Сары де Вос - Доминик Смит

Неделю шел снег, потом с севера налетела буря. Ветки деревьев обледенели. В предвечерних сумерках Сара и Томас смотрят на белый простор из окна своего каменного домика позади главной усадьбы. Когда ван Схотен наконец ушел на покой и переехал к больной сестре в Утрехт, Томаса назначили управляющим. Вскоре после того – весной 1638-го – они с Сарой поженились и переехали в отдельный домик. Корнелис, который сейчас на восьмом десятке, никогда не любил официальных званий (старший дворецкий, судомойка, лакей), так что по-прежнему зовет Томаса конюхом, а Сару – приезжей художницей. Летом она учит отпрысков богатых семейств, приезжающих на отдых из Амстердама и Харлема, – объясняет им принципы перспективы, как писать цветы и сараи. Зимой помогает мефрау Стрек, которой уже тяжело подниматься по лестницам: убирает в комнатах на верхнем этаже, носит Корнелису еду, когда тот впадает в меланхолию и сидит у огня в чайной. Иногда она делает наброски, но, по правде сказать, за последние годы не закончила ни одной картины. Эта привычка как-то исчезла за новыми домашними хлопотами. Сара счастлива – она сама бы первая это признала, – но ей не хватает волнения неоконченной картины, косых ответных взглядов мира вокруг.

Почти всю весну и лето они проводят на воздухе. Томас любит собирать грибы и мхи, рвать полевые цветы и удить рыбу. Любовь к этим занятиям он перенял у Корнелиса, и Сара подозревает, что Томас стремится поддержать огонек добывательства теперь, когда старик не выходит из дому. Как-то Томас все лето по указанию Корнелиса таскал строительный лес в тайное место. Хозяин поручил ему поставить сторожку на восточном краю поместья, опасаясь соседей-браконьеров, но потом забыл. Так что в июне этого года Томас сказал Саре, что построил им zomerhuis[5] с видом на прибрежные дюны. Когда тепло и настроение подходящее, они перебираются в крохотный домик, расписную деревянную шкатулку у моря. Сара предпочитает каменный дом и удобную кровать, но уступает Томасу с его азартом первопроходца. Они жарят рыбу на углях, купаются в реке, спят на овчине. Томас складывает в аккуратные кучки вереск и грибы-паутинники, которыми Сара красит шерсть. Эти маленькие приношения напоминают ей о Катрейн. Годы идут, а Томас так и остается семилетним.

Иногда она по часу-другому сидит с альбомом, глядя на Северное море. Уже много лет не было такого, чтобы сюжет захватывал ее, требуя воплощения. После похоронной сцены были другие картины, в некоторые она уходила с головой, но потом желание писать растворилось в приятных будничных хлопотах. Сара думает об этом, делая наброски, растушевывая перистое облачко или линию дюн на фоне бледного неба. Странно, что она больше не тяготится беспечностью своих дней. Ее сон глубок и спокоен, словно у деревенской собаки. Она с радостью предвкушает наступление темноты, когда все затихает и Томас рассказывает о своих мальчишеских проделках, о дядьях-моряках и злых незамужних тетках. У летнего домика есть люк в покатой крыше, прямо над кроватью, и Томас любит открывать его ночью, словно говоря жене: смотри, я собрал все эти звезды для тебя. Впрочем, Сара подозревает, что он просто не до конца положил черепицу. Она чувствует, что он приукрашивает свои истории и всякий раз перед сном показывает ей все пять созвездий, какие умеет находить. Для нее это самое верное свидетельство истинной любви.

Она смотрит из окна каменного дома на хрупкий белый мир за окном, на обледенелые ветки яблонь, на покрытую инеем изгородь и не верит, что когда-нибудь и впрямь будет тепло. Из раздумий перед запотевшим стеклом ее выводит Томас – целует в щеку и говорит, что погода меняется. Его слова: «Прокатимся вечером на коньках» – звучат как приглашение к чуду.

Элли едет из Лейдена в арендованном автомобиле. Августовские Нидерланды – воплощение симметрии и кальвинистской строгости, зеленые поля строго квадратны и разрезаны сеткой каналов, нигде ни бугорка. Голландцы любят летом выезжать на природу, жить в кемпингах и времянках не больше беседки. Они переправляются на пароме на остров Тексель или на дюны Зеландии и месяц читают босиком в палатке. Или едут в Германию и Францию с домиками-прицепами и запасом консервов и туалетной бумаги до Страшного суда из страха перед непривычным бытом за пределами родных одомашненных низин. Оправились ли они от желания истребить на корню все дикорастущее, которое обуяло их в семнадцатом веке? И все они хотят быть свободными, босыми, искренними, живущими в единении с природой и ждут не дождутся своего ежегодного паломничества в кемпинг под звездами. Элли хочется поделиться этими наблюдениями с пассажиром-голландцем, но знает, что он обидится, поэтому просто смотрит на красивую местность и думает, как много переменилось в ее жизни за двое суток. Она вылетела из ветреной сиднейской зимы, а теперь ведет арендованный «пежо». Рядом Хендрик, в багажнике – ее подделка.

Шторм улегся вскоре после наступления темноты, из-за облачной полосы вышла полная луна. Томас напильником точит коньки так остро, что ими можно разрезать яблоко. Сара берет орехи, сушеные фрукты и мех с приправленным пряностями вином. Они надевают теплые шапки, варежки и шарфы и, забросив коньки на плечо, выходят на мороз, выпуская изо рта облачка пара. Вся округа заледенела, плющ обратился в сплетение сосулек, петли ворот еле открываются. Сара с Томасом направляются к тому участку реки, где она расширяется в нескольких милях от заброшенного городка. У Томаса это излюбленное место для летней рыбалки – в тамошних каменистых омутах много форели. В лесу намело снега до середины икры. Луна редкими проблесками выглядывает над кронами деревьев. Пробираясь по снегу, Сара смотрит вверх на луну и на звезды в млечном мареве. Она уже несколько месяцев не видела чистого неба.

Они доходят до реки. Лед толстый и почти прозрачный там, где ветер сдул снег, – такой ровный, что видно искаженное отражение ночного неба. Сухой тростник шуршит и потрескивает на ветру. Томас и Сара стоят рядом, он обнимает ее за плечи. Она смотрит на окошко выметенного льда и думает о медлительных рыбах в холодном течении над илистым дном, как те видят их через линзу замерзшей воды: два человека должны представляться им двухголовым чудищем. Томас бросает большой камень, чтобы проверить прочность льда. Звук приятный, глухой. Многие голландцы могут по этому звуку определить, насколько крепок лед. В сильные морозы некоторые пробегали на коньках от Лейдена до Амстердама за считаные часы. Томас и Сара садятся на холодные камни, надевают коньки и отпивают по глотку вина «для согрева». Сара первая съезжает на лед. Руки она держит за спиной и отталкивается одной ногой. Томас едет следом, окликает ее. Она оборачивается, катится спиной, лицо весело раскраснелось.

– Догоняй, старый увалень! – кричит Сара. – Я побегу до самого моря!

Хендрик по затрепанному автомобильному атласу указывает дорогу до Хемстеде. Он говорит, раньше тут были загородные поместья аристократии.

– Теперь здесь старенькие семейные гостиницы и виллы, куда заселяются немецкие нувориши со всеми своими бесчисленными отпрысками.

Элли поворачивает голову и видит у него в руках факс – тот же самый, с которым он ее встретил. Хендрик – странный сообщник в ее нынешнем деле, но она чувствует к нему что-то вроде симпатии.