Сумасшедшая одержимость - Даниэль Лори

своей жизни. Хотя я и правда забыла тебе сказать, что наконец-то затащила Кристиана в постель.

Мое сердце остановилось. Тем взглядом, что я ее одарила, можно было убить.

Она усмехнулась.

– Вот и ответ на мой вопрос.

Меня провели, как ребенка. По крайней мере, из-за этого я поняла, что мысль о Вал, спящей с Кристианом, ужасала меня больше, чем должна была бы.

– Боже, ну ты и сучка.

Она рассмеялась.

– Ну все, леди, вон отсюда! Это священное место, а вы этим утром его от души осквернили.

На автомате я прошла до местной кофейни и была так поглощена мыслями о нем, что умудрилась сделать бариста не тот заказ. А я ведь брала одно и то же уже годами. В этот момент я поняла, что он сделал с моей жизнью.

Пять дней.

Всего пять дней мне потребовалось, чтобы начать чувствовать себя, как будто мне впору искать анонимную группу поддержки для кристиано-зависимых. Я с самого начала настороженно относилась ко всей этой теме с сексом без обязательств, и надо было послушать свою интуицию. Я стремительно теряла всяческий контроль над ситуацией, и мне нужно было срочно выбираться, пока я не превратилась в очередную безмозглую фанатку Кристиана.

Тем вечером я металась из стороны в сторону, планируя, что именно ему скажу. Потому что знала, что если у меня не будет весомых аргументов, то он, как обычно, победит. Но когда в мою дверь раздался стук и я ее открыла, заготовленная речь улетучились из моей головы подобно облаку бабочек. Кажется, он натренировал мое тело на рефлекс, потому что при виде него у меня по коже побежали мурашки в предвкушении.

Я сглотнула.

Он с подозрением прищурился, глядя на меня.

– Впусти меня, malyshka.

Я повиновалась, хотя в изначальный план это не входило. Он направился в мою спальню, как и каждую ночь, и я сделала глубокий вдох, чтобы набраться решимости, прежде чем пойти за ним. Когда я его догнала, он уже снимал часы.

– Мы должны прекратить заниматься сексом, – выпалила я.

Он даже не посмотрел на меня, расстегивая запонки.

– Нет.

– Нет?

– Именно это я и сказал.

Я вспыхнула.

– Ты не можешь просто сказать «нет», Кристиан.

– Назови одну вескую причину, почему мы должны перестать, – сказал он, расстегивая рубашку и приближаясь к тому, чтобы обнажить треклятую дорожку из волос под его пупком.

– Потому что! – выпалила я. – Боже, да можешь ты перестать раздеваться?

– «Потому что» – не аргумент.

– Ладно! Я могла бы назвать тебе целый ряд причин размером с книгу. Вот, например, мой большой мокко с карамелью…

– Я весь день ждал, чтобы трахнуть тебя, Джианна. Я ни о чем другом думать не могу, кроме тебя. Ты закончила?

Огонь в его глазах впитался в мою кровь и притупил злость.

Я сглотнула.

– Клянусь, с тобой говорить, как о стенку бобы.

Он провел большим пальцем по моей щеке.

– Горох.

Он уже был в одних трусах, и тепло его тела обволакивало меня, замедляя дыхание.

– Не говори мне нет, malyshka. – Его голос был таким глубоким и почти что отчаянным, словно он не знал, что делать, если я ему и правда откажу.

Как бы мне хотелось сказать, что я настояла на своем.

Но как только он поцеловал меня, обещая, что трахнет в миссионерской позе, с разговорами было покончено.

Глава двадцать шестая

Джианна

С мученическим стоном я попыталась натянуть белые узкие джинсы на бедра. Стоило мне с облегчением вздохнуть, как мое настроение тут же сдулось, словно воздушный шарик, так как пуговицу я застегнуть не смогла.

– Не-ет, – простонала я.

Проклиная Вал за то, что из-за нее меня вчера выгнали с йоги, я с трудом стала вылезать из штанов. Мне явно нужно было заниматься спортом. Вариант перестать есть шоколад даже не рассматривался.

Уже стоял октябрь. Листья опадали слоями оранжевого и красного, и Нью-Йорк выскальзывал из жаркой хватки лета.

Я вызвала такси до клуба, где должна была встретиться с Еленой. Она организовывала вечеринку в честь скорого рождения ребенка ее сестры, и я вызвалась помочь. Очевидно, теперь я вообще была согласна на что угодно, лишь бы не думать о федерале с синими глазами. Его было настолько много, что я начинала задумываться, сколько женщин, с которыми он был, до сих пор не могли его забыть. От этой мысли в груди пробуждалась ревность, хоть я теперь и знала, что, оказывается, отличаюсь.

Прошлой ночью, после самого горячего миссионерского секса в моей жизни, прижавшись ухом к его сердцу, я спросила:

– Со сколькими женщинами ты был больше трех раз?

На секунду мне показалось, что он не ответит.

– Не задавай вопросов, на которые уже знаешь ответ, malyshka.

С одной.

Со мной.

От этого знания тяжелое чувство ерзало в моей груди. Чувство, слишком похожее на панику, но достаточно далекое, чтобы я не могла его уловить.

Елена сидела за столом, на котором были раскиданы буклеты с вариантами ресторанного обслуживания и организации вечеринок, и разговаривала с нависшей над ней матерью:

– Нет, мама, ей не нравится розовый.

Селия воздела руки к потолку.

– У нее будет девочка, Елена!

– Она хочет зеленый.

– Зеленый?

Я предоставила им возможность закончить этот диалог и налила себе стакан холодного чая из кувшина на барной стойке.

– Есть предложение: скажи мне свой любимый напиток, и я отвезу тебя домой, а там сделаю тебе лучшую его версию, что ты когда-либо пробовала.

Я улыбнулась.

– Мне нравится, оригинальный подход. Сработало бы еще лучше, если бы ты не жил у своего дяди.

Бенито Абелли встречал меня новыми ужасными подкатами каждый раз, как мы виделись, с самой первой нашей встречи. Это было забавно, безобидно, и, как правило, заставляло меня улыбнуться.

Кузен Елены облокотился о барную стойку рядом со мной.

– Весь подвальный этаж принадлежит мне, детка. Там даже есть отдельный вход.

Я засмеялась.

– Умеешь ты соблазнить женщину. Но я не подвальная девушка, увы.

Он заправил прядь волос мне за ухо.

– И какая же ты девушка?

– Вертихвостка. – Сквозь зубы произнес кто-то за моей спиной.

Я напряглась.

Потому что это слово прозвучало от мужчины, с которым я спала последнюю неделю. От того, кто мыл мне голову и срывался на русский, когда занимался сексом. Я заметила его силуэт в барном зеркале, когда он прошел позади меня.

Кристиан только что меня оскорбил.

Мы постоянно это делали. Раньше мы только это и делали. Но теперь это ощущалось… предательством. Тревожное чувство свернулось в моем