Призови сокола - Мэгги Стивотер

Она всегда клялась, что нарисует что-нибудь оригинальное, когда сможет жить как оригинал.

То есть никогда.

Джордан с некоторым удивлением отметила, что она ОЧЕНЬ зла. Значит, вот как все время чувствовала себя Мэдокс. Как ей вообще удавалось что-то делать? В душе Джордан не оставалось места больше ни для чего.

В отдельном кабинете находился тату-салон – именно туда и направились тем вечером Хеннесси и Джордан. Джордан сомневалась, насколько это гигиенично, но Сенко не задавал вопросов насчет происхождения «Супры» и насчет происхождения Джордан тоже. Было не самым простым делом найти пять разных тату-салонов, чтобы делать одинаковые татуировки всем девушкам каждый раз, когда Хеннесси производила нового двойника.

– Еще один цветок, – сказал Сенко. – Два цветка, и мы почти закончили.

Он был невероятно компактный – одновременно короткий и тонкий. Так выглядит высокий человек, если смотреть на него издалека. Густые курчавые волосы Сенко были то ли тускло-каштановыми, то ли седыми. Джордан понятия не имела, сколько ему лет. Тридцать? Пятьдесят? Предположительно Хеннесси переспала с ним однажды, но, ради блага Сенко, Джордан надеялась, что это неправда.

Сегодня розовый.

Джордан уже сидела в кресле, а Сенко изучал новый цветок на шее Хеннесси, чтобы убедиться, что рисунок, который он собирался наколоть Джордан, будет в точности соответствовать. Он не торопился. Сенко вообще ничего не делал впопыхах. Точнее сказать, ничего не делал быстро, и в этом заключалась определенная ирония, ведь его профессией было заставлять машины ездить быстрее. Сам Сенко ездил с черепашьей скоростью; однажды Хеннесси увидела его за рулем в городе и потратила десять минут, подзадоривая превысить лимит, прежде чем поняла, что, во‐первых, это невозможно, а во‐вторых, что это Сенко.

– Розовый – самый древний цвет в мире, ты в курсе? – спросила Хеннесси.

Она по-прежнему говорила как пьяная, но кровотечение давно прекратилось. Она полулежала в кресле, держа на коленях местную собачонку, крошечного йоркширского терьера по кличке Грег. Легенда гласила, что в мастерской у Сенко когда-то работал парень по имени Грег, который запорол замену турбины и не смог расплатиться за починку, поэтому Сенко забрал у него собаку в качестве компенсации. Однако Джордан считала эту историю сомнительной.

– Судя по окаменелостям. Цианобактерии. Я читала в «Смитсоновском журнале». Смолоть, разбавить растворителем, и получишь ярко-розовый цвет – краску, которой миллион лет. Хотела бы я ею что-нибудь нарисовать. Например, стейк. Редкий цвет для редкого блюда. Или слишком банально?

Джордан не ответила.

Она не хотела эту татуировку.

Просто удивительно, насколько не хотела.

Десять лет одинаковых татуировок, одинаковых волос, одинаковой одежды, одинаковой жизни. Одинаковых надежд, одинаковых снов, одинакового срока годности.

– Мне сначала надо отлить, – заявил Сенко и медленно встал. – Не уходите.

С целеустремленностью ленивца он вышел из комнаты.

Когда Джордан услышала, как закрылась дверь туалета, слова вырвались у нее; она не сумела их удержать.

– Что ты ему сказала?

Хеннесси и собачка удивленно взглянули на Джордан.

– Стейк? Розовый цвет? Я не виновата, что ему захотелось отлить.

– Ронану Линчу, – уточнила Джордан, не узнавая собственный голос. Она говорила как Мэдокс. Слова напоминали плевки. Полные ненависти. Ронан. Линч. – Он уже был готов с нами сцепиться, потом зашел к тебе, и ТЫ сказала ему что-то такое, что он зарыдал, как только вышел.

– Он ничем не мог нам помочь.

– Откуда ты знаешь? Ты видела картину, которую он создал? Прямо из головы? Ронану это вообще ничего не стоило, а получилось даже лучше оригинала. Он сказал, что, может быть, сумеет сделать что-нибудь для тебя. Ты даже не позволила ему попытаться.

Хеннесси сказала:

– Девочки бы только разволновались.

– В самом деле. Разве можно жить надеждой и радоваться мысли о том, что удастся отпраздновать еще один день рождения? Ты права, ну и херня. О чем я только думала?

Хеннесси нежно взглянула на Джордан.

– Тебе это не идет, Джордан. Ты – не Мэд.

Гнев Джордан не утих. Наоборот, усилился.

– Я потратила несколько месяцев на то, чтобы добыть «Темную леди», – сказала она. – Для тебя, чтоб ты не мучилась. Но также и для остальных, потому что им нужна поддержка. Тринити была готова съесть ведро таблеток, и мы обе это знаем. Мысль о том, что всё еще может наладиться, не дала ей слететь с тормозов. В кои-то веки эта штука перестала над нами висеть. Над ВСЕМИ нами. И ты теперь говоришь, что не стоит пытаться?

Теперь Хеннесси тоже вспыхнула. Она злилась, как Мэдокс, но мрачнее и сложнее.

Она коснулась пальцем виска.

– Ты не знаешь, что происходит ЗДЕСЬ, Джордан. Я подыгрывала вам, я согласилась насчет «Темной леди», хотя знала, что это испоганит нам жизнь. И вот, как я и думала, жизнь испоганена.

– Мы никогда не встречали другого сновидца, – возразила Джордан. – Он знает, что делать. Он знает, что возможно, а что нет.

И тут она прочла на лице Хеннесси, что это и есть главная причина ее упрямства. Джордан прищурилась.

– Я слышу крик о помощи?

Хеннесси сказала:

– Не лезь сюда, Джордан. Это не то, что ты думаешь.

– Я думаю об остальных девочках. Ты могла бы попробовать.

У Хеннесси сверкнули глаза.

– Как будто я когда-либо думала о чем-то другом.

Сенко вернулся. Он начал медленно доставать спирт, перчатки и конверты с иглами. Воздух потрескивал от напряжения, но он, казалось, ничего не замечал.

– Ты хоть раз оказывался на волосок от смерти, Сенко? – поинтересовалась Хеннесси с агрессивной беззаботностью, не глядя на Джордан. – И я не имею в виду обгон на дороге. Я имею в виду настоящий, годный, качественный опыт.

Мастерская Сенко в норме не была местом, где задают вопросы и отвечают на них; Джордан подумала, что Сенко промолчит. Но он остановился в процессе разглядывания игл под увеличительным стеклом и произнес:

– Те дырки от пуль в двери.

– Не заставляй нас ждать, – намекнула Хеннесси.

Сенко повернулся к Джордан и принялся протирать ей горло спиртом.

– Лучше не сглатывать, пока я буду работать, иначе эта штука превратится в лилию, – предупредил он. – Сюда явились трое грабителей. Много лет назад. Тогда мастерская еще была не моя, она принадлежала моему боссу, Табмену. Никто не стал бы грабить МЕНЯ, я был просто лох. Никто и ничто. Табмен дал мне работу, чтобы уберечь от улицы. Сказал, что труп из меня получится так себе. Механик из меня тоже вышел так себе. Ни на что я не годился. Не знаю, почему Табмен терпел. Те парни, которые сюда вломились, хотели поиздеваться. Они поставили мне на шею ногу в ботинке, вот так, и ткнули пушкой, и стали грозить, что сейчас выстрелят. Знаете, что я подумал?