Небо цвета надежды - Амита Траси

Как я добралась до своей комнаты, не помню. Наверное, кто-то из девушек довел, а еще они, вероятно, напоили меня снотворным. Когда я пришла в себя, полицейские бродили по коридорам и стучались в двери. Мы все выстроились внизу, в общей комнате, как делали по вечерам, когда мужчины выбирали одну из нас себе на ночь. Полицейский строго оглядел нас.

– Я инспектор Правин Годболе, – он взмахнул латхи, – что здесь произошло? Кем является убитая? Известно ли кому-то, откуда она родом?

Он расхаживал перед нами, на миг останавливаясь перед каждой и вглядываясь в наши лица. И каждая качала головой и отводила глаза.

Затем заговорила Мадам:

– Сагиб, я сейчас все расскажу. Этот мужчина влюбился в Сильвию и требовал, чтобы она с ним сбежала. Наверное, Сильвия отказалась, и он не вынес отказа. Он убил ее, а потом наложил на себя руки. Бедняжка Сильвия… она… – Мадам тщетно пыталась выдавить слезу.

Все знали, что это вранье. Убитый был работником соцслужбы и лишь притворялся клиентом. Он хотел спасти нас – и все мы знали правду. Прознав о том, что Сильвия планирует побег, владельцы борделя убили и ее, и этого мужчину. Каждый понимал: это известно даже полицейским.

Инспектор сурово посмотрел на Мадам.

– Мы тут приготовили вам кое-что, – заулыбалась та. Инспектор улыбнулся в ответ, и толстая пачка банкнот перекочевала из ее рук в его.

– Если хотите, чтобы делу не дали ход, этого недостаточно, – сказал он, пряча деньги в бумажник.

– Разумеется! Выбирайте любую! – И Мадам обвела нас рукой.

Застилавшие глаза слезы помешали мне рассмотреть, кого он выбрал. Через несколько дней кровать Сильвии отдали тринадцатилетней девочке, кричавшей по ночам от ужаса. Ей суждено было занять место Сильвии. Все забыли о случившемся и вернулись к своим обязанностям, считая смерть Сильвии лишь очередным поворотом судьбы.

А затем наступило утро, которое, как я надеялась, никогда не наступит. Я несколько часов ждала, когда приведут Ашу, считая круги, описываемые лопастями вентилятора. Когда ждать стало невмоготу, я спустилась вниз. Мадам сидела на веранде со стаканчиком деси дару – крепкого ликера – и дымящейся сигаретой. Я остановилась у нее за спиной и собралась с силами.

– Что вы с ней сделали? – спросила я.

Она повернулась и посмотрела на меня. От сигаретного дыма и спиртного глаза ее покраснели.

– Ч-что вы сделали с моей дочкой? – упрямо повторила я, стараясь не выказывать сжимающего сердце страха.

Она посмотрела на меня, чуть приподняв бровь, рассмеялась и отхлебнула из стакана.

– Подожди пару дней – и ее к тебе приведут. А сейчас иди наверх и работай, – сказала она, подзывая охранников.

Я побежала наверх, в комнату. Конечно, я могла бы настойчивее допытываться, что случилось с дочкой, но в результате меня бы избили охранники. Нельзя – убеждала я себя, – чтобы дочка увидела меня в синяках и ссадинах. Впрочем, дело было в другом. При мысли об этом сердце мое разрывается, но мне просто-напросто не хватило храбрости вынести боль ради собственного ребенка. Поэтому теперь я каждое утро забиралась на стул и высматривала на улице свою малышку. И так надоела своими расспросами, что меня решили отправить в Сонагачи.

У Мадам имелось там несколько борделей, и она решила перевести туда трех женщин постарше, якобы вместо сбежавших. Так сказала Мадам. Конечно, мы прекрасно знали, что значит «сбежать», – скорее всего, бедняжек убили, когда те попытались выбраться оттуда. Как бы то ни было, в каматипурском борделе оказалось вдруг чересчур много тех, кому было уже чуть за тридцать или около того, поэтому Мадам сказала, что пора обновить кровь и набрать девушек помоложе – от этого и выручка вырастет. Отправляли нас на рассвете.

Чики, Сома и я забрались в небольшой фургон, и в нос нам ударило резкое зловоние. Пол в фургоне был заставлен ящиками с рыбой. Сома протиснулась вперед и уселась за ящиками, а мы с Чики расположились у двери, друг напротив друга. Только когда дверцы закрылись, мы осознали, насколько здесь тесно. Ко всему прочему в фургоне было темно, свет проникал лишь через узенькую щель. Чики прижала к носу паллу.

– Не знаешь, это далеко? – спросила она меня.

Я пожала плечами и покосилась на стоявшую рядом корзинку с соленой рыбой. Смрад стоял невыносимый. И эти дохлые рыбины… «Как же, наверное, они рвались обратно в воду, пока не испустили дух…» – подумала я. «Почему рыба плавает? И почему не умеет летать?» – зазвучал у меня в голове голос Аши. Как она любила задавать вопросы! При мысли о том, что теперь она будет так далеко от меня, я не выдержала и заплакала. Мои рыдания утонули в шуме проезжающих мимо машин.

Чики хотела утешить меня, но из-за тесноты не смогла даже встать, поэтому лишь наклонилась и погладила по руке.

– Часов тридцать, – сухо бросила Сома. – Ты спрашивала, сколько туда ехать.

– У нее отняли дочь, – объяснила Чики Соме.

– И что с того? – равнодушно откликнулась та. – У меня тоже когда-то отняли дочь. Наверняка сейчас в каком-нибудь борделе.

Я зарыдала еще громче, и Чики выбранила Сому.

– А что я такого сказала? – вскинулась та. – В борделях так уж заведено. Либо смирись, либо будешь всю жизнь скулить.

Мы совсем забыли, но Сому уже перевозили из Каматипуры в Сонагачи несколько лет назад, а еще раньше у нее отняли семилетнюю дочку.

– Не переживай, – успокоила меня Сома, – со временем ты привыкнешь, что ее нет рядом. И я надеюсь, мы скоро сделаем остановку. Не сидеть же нам всю дорогу в этом фургоне. Они сначала вывезут нас на шоссе, а там пересадят в другой фургон. Не потащат они всю эту рыбу в Калькутту. В прошлый раз меня так же везли. А вы взяли с собой чего-нибудь перекусить?

Мы с Чики лишь переглянулись, и тогда Сома бросила нам плитку шоколада, а Чики ловко ее поймала.

– Мне вчера клиент принес парочку, – в руках у Сомы появилась еще одна шоколадка, – когда отправляешься в такой долгий путь, нужно непременно взять какой-нибудь еды. Ты можешь тут с голоду сдохнуть или коровьими лепешками питаться – им плевать, это я еще в прошлый раз уяснила.

Казалось, будто мы едем уже целый день или даже больше и путешествию нашему нет ни конца ни края. Рев двигателей и гудки машин не смолкали. Первые несколько часов наш фургон подскакивал на ухабах и скрипел, когда водитель притормаживал. Мы с Чики съели по полшоколадки и на пару часов заснули.

Когда дверцы открылись, снаружи по-прежнему светило солнце, и я зажмурилась. День близился к вечеру. Наш водитель, неряшливый мужчина, от которого разило бензином и перегаром, сказал, что мы остановились на заправке возле шоссе. Дорога была забита грузовиками, легковушки норовили их обогнать. Ветер покачивал деревья и кусты по другую сторону шоссе.

– Я свое отработал. – Водитель махнул рукой двум молодым мужчинам.