Руны и зеркала - Елена Клещенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как мило. А ты кто, Марти? Отличный парень или негодяй?
– Кем ты хочешь, чтобы я был?
А вот случай дать тот самый женский ответ, который всегда бесил его самого!
– Не знаю…
И, полюбовавшись пару секунд на физиономию Марти:
– Хочу негодяя. Так интереснее.
– Значит, тебе повезло.
Марти разгорячился, притягивает партнершу к себе, глядит в лицо. Указательный палец лезет в вырез на спине. Похоже, в фиолетовом бокале была не сыворотка правды и не эпилептоген, а всего-навсего афродизиак, и теперь мы ждем не дождемся эффекта.
– Ты плохой парень?
– Очень плохой.
– Серьезно? И что плохого ты сделал?
– Угадай.
– Обманом получал кредиты?
– Бери выше.
– Неужели уклонялся от налогов?
– Это все делают не плохие парни, мышка моя. Это просто сукины дети.
– Что ж, ты убил кого-то?
…Около двухсот человек. Лично, своими руками, – десятки, минимум троих пытал. Провернул несколько операций с заложниками, одна не завершена. Контрабанда на этом фоне меркнет, хотя основной источник доходов – она, родимая. Посмотрим, в чем из этого ты готов сознаться, чтобы впечатлить глупую девочку, которая считает тебя безобидным понторезом, любителем дешевых безопасных игр, и совершенно, сучка такая, не боится.
– Непохоже?
– Нет, ну стреляешь ты хорошо… – Жеманные паузы во время вальса получаются естественно. – Но неужели ты мог бы в реале… в живого человека?
– Мог бы. Если бы он угрожал тебе.
– А если бы нет? В безобидного человека… в женщину… тоже мог бы?
– Мог.
Поиграем в Достоевского, дружок?
– Расскажи твой самый жестокий поступок.
– Зачем тебе?
– Мне интересно. – Позволяю сократить дистанцию. Допустим, меня возбуждают отвратительные истории.
– Ладно. Потом. Когда танец закончится.
Вальс почти сразу замедлился и стих. Зоя позволила подвести себя к столику, отказалась от шампанского, сама подхватила бокал крюшона.
– Спустимся в сад?
Знаю я этот сад. Помнится, там эдакие беседки на двоих, тесные, оплетенные плющом, где можно заняться любовью сидя или стоя, почти не раздеваясь, – любимые эпизоды моих братцев, ради них и покупали серию за серией, хотя боялись отца. В сад так в сад, но ни шагу с центральной аллеи.
– Что ж, если хочешь. Однажды я шел на яхте к Пальмовым островам, и моя команда попыталась меня убить. Их было четверо – три матроса и кок…
Ясное дело. Украсть тринадцатилетнюю дочь человека, который отказался вам платить, снять с нее копию и в компании подельников вытворять с этой копией все, что вам подсказывает специфический жизненный опыт, а потом послать родителям запись и обещание скопировать это девочке на мозг – данный поступок и близко не самый жестокий, кто бы сомневался! Хотя, если вспомнить того же Достоевского, никто не играет честно в такие игры. Никто не кается, все хвастаются. Да и с какой стати ему рассказывать об этом дельце девушке на свидании? Красоваться тут особо нечем, и сама жестокость пошловато рациональна, с подсчетом суммарного срока за все необходимые деяния. Ладно, зайдем с другого конца.
– А когда у них кончились боеприпасы – я убил всех четверых. Первый бросился на меня с ножом, второй растерялся. Третий просил не убивать его, с ним было труднее всего. Кок прыгнул в воду, я застрелил его из милосердия. Он не доплыл бы. Вот такая история.
Да черт бы тебя побрал! Сейчас получишь.
Вместо скамеек тут были качели, увитые цветами. Зоя взялась за веревки, подпрыгнула и села. Качнулась, вытянув скрещенные ноги.
– Хорошая история. Но извини, это же кетто?
– Что?
– Ну, игровая биография. Как будто ты из этих, из старинных береговых разбойников. У тебя разве есть яхта там, в реале?
Щеки и лоб у Марти покраснели.
– Сейчас нет. (Зоя усмехнулась.) Я купил кораблик побольше.
Он рывком остановил качели и уселся рядом.
– Детка, ты действительно думаешь, что время пиратов прошло?
Перестать улыбаться. Испуганно захлопать ресницами.
– Я… не знаю. Так это правда? Про тех четверых?
– Думай как хочешь, – холодно ответил Марти. Дурацкая ситуация: привести девушку к нарисованным злодеям и убеждать, что ты-то настоящий. Продолжаем разговор. Технологии выведывания всюду одинаковы.
– Просто о пиратах столько всякой чепухи пишут. (Зоя снова попыталась раскачать качели, привалилась к нему плечом. Марти уперся каблуками в землю.) Ну, про контрабанду я верю, конечно, а про морские бои – нет. Или вот захват заложников ради выкупа – этого же просто не может быть в наше время!
– Почему?
– Как почему? Потому что спутники, самолеты слежения, все море же видно, – заявила Зоя. Самоуверенный тон, самый противный тембр, на какой способно это горло, – писклявая учительница младших классов. – Если кто-то объявит, что захватил заложника, его сразу же найдут, даже если корабль незарегистрированный. Вот и все.
– Дурочка, – снисходительно бросил Марти.
– Ты так считаешь? Ну и что я не так сказала?
– О подводных лодках никогда не слыхала?
– Причем тут… А, ну хорошо. Но ведь есть всякие, не знаю, локаторы…
Марти самодовольно усмехнулся, схватил ее за талию и прижал к себе.
– Пусти! Но ведь все равно, когда-нибудь они высадятся на берег. На материке их выследят, а на островах их будет видно.
– А о газовых пустотах мы тоже не слышали? – Марта притиснул ее крепче. – Там слона можно спрятать, не только человека. Плохие парни знают, что делают, а газетчики пишут, что им велено. Но все это пустяки. Чего бы тебе сейчас хотелось?
Он уже раскрыл губы для поцелуя, но напоролся на ее взгляд. Не какой-то там злобный или ехидный, скорее наблюдающий. Живой рисунок акрилом выглядел так занятно, мазки смещались, меняли форму, оттенки, искусно изображая удивление и гнев.
Зоя вывернулась из его руки и соскочила с качелей.
– Хочу еще выпить! Пойдем!
Грациозно подобрала юбку и побежала назад к особняку. Кокетливо оглянулась через плечо – Марти шел за ней. Судя по его лицу, у мастера, писавшего фиолетовый коктейль, большие неприятности.
Газовые пустоты! Если это правда, это сужает круг до… в общем, недостаточно сужает. Но с паршивой овцы хоть шерсти клок.
Саймону Лю, очевидно, забыли прописать, что девушка заказчика – святое, и он следовал своей базовой программе влюбчивого лоха. Вышел им навстречу, с сияющим видом заявил Марти: «Мне надо сказать два слова вашей даме», тот молча вынул из кармашка на поясе маленький черный лучевик и прожег дыру в синем кителе напротив сердца. Мичман повалился навзничь, как тряпичная кукла.