Три позы Казановы - Юрий Поляков

…Следом канал «Суббота» показал новый фильм режиссёра Лемурова «У шестого кола» – про то, как штрафники в окопах Сталинграда насилуют комиссара черенком сапёрной лопатки…

Рассказ писателя Тундрякова «Двое в плавнях» наделал в начале 1970-х много шума: чуть главного редактора журнала «Красная нива» с работы не сняли. Сюжет, если кто подзабыл, такой: рецидивист по кличке Грач ограбил инкассатора и, уходя от погони, взял в заложницы студентку Машу, дочь начальника милиции капитана Зобова. Впрочем, как это и бывает в приличной литературе, всё случилось так – да не так. Девушка приехала на берег дальнего ерика не одна, а с Виталием – сыном районного руководителя Нарусева. Распущенный номенклатурный отпрыск нарочно завёз её на мотоцикле в глушь, чтобы без помех натешиться беззащитным девичьим телом. Но не такова оказалась капитанская дочка, она стала отчаянно защищать свою нецелованность. Женский крик и шум борьбы привлекли внимание Грача, кравшегося с инкассаторской сумкой сквозь мрачные заросли. После недолгих, но мучительных колебаний он пришёл на помощь, отметелил Виталия до неузнаваемости и отнял охотничий нож, выхваченный молодым подонком.

В тюрьму Грач, он же Тимофей Грачёв, конечно же, попал по ошибке: вступился на танцах за честь своей невесты, которая его потом не дождалась. А деньги он украл не для себя: любимый младший брат страдал костным туберкулёзом, и врачи давно советовали перебраться из Инты в Крым. Освободившись, Тимофей поехал на заработки под Астрахань – собирать на бахчах арбузы. Там-то ему и попался на глаза старичок-инкассатор, возивший на велосипеде (времена были тихие, советские) зарплату в отдалённые совхозы. Нет, Грач не убил его, а всего лишь деликатно оглушил. Теперь Тимофею оставалось добраться с деньгами до Инты и спасти брата.

Опускалась тёплая южная темень, и напуганная Маша, стыдливо придерживая разорванную юбку, увязалась вслед за своим спасителем. Он поначалу не хотел брать её с собой, но потом ему стало жаль всхлипывающую, дрожащую девушку. Не оставлять же её в ночи одну рядом с наказанным насильником. Пока не кончился бензин, они мчались, выхватывая из мрака светом фары то белую ленту дороги, то серебристые пряди склонившихся ив. Потом, бросив мотоцикл, беглецы раздобыли плоскодонку и нашли приют на островке, в старом рыбачьем шалаше. Вообразите ночную пойму! В небе щедро раскиданы крупные мерцающие звёзды, ароматы летних трав дурманят голову, а с воды доносятся всплески и таинственные звуки бездонной реки. Как тут уснёшь! Грач между тем оказался тюремным поэтом и читал девушке стихи, сочинённые в неволе:

И Маша, студентка филфака МГУ, поняла, что ей выпало счастье встретить в жизни не просто сильного, смелого, красивого парня, спасшего её честь, но и талантливого самородка с трудной судьбой, возможно, будущего Есенина или Евтушенко. Ну что, что ещё нужно образованной чувствительной девочке, чтобы наконец расстаться с невинностью, которую проще отдать в хорошие руки, чем постоянно оберегать? А Грач не видел женщин долгих три года! (На зоне похотливые паханы за талант пощадили идентичность поэта.) Под сумасшедший стрёкот цикад Тимофей на время потерял голову, а Маша навсегда – целомудрие…

Утром, раскаиваясь и чувствуя ответственность за содеянное, Грач рассказал всю правду о себе и снова попросил её уйти домой. Он твердил, что сожалеет о нападении на инкассатора и готов явиться с повинной, вернуть деньги, но не верит в справедливость суда, так как однажды ему уже впаяли срок за самооборону. Влюблённая студентка обняла талантливого рецидивиста и ответила, что никому его теперь не отдаст. Несколько дней и ночей прошли в нежном изнурении, сладких мечтаниях, страстных стихах и красотах обнажённого купания. Когда закончились продукты, Маша вызвалась сходить в сельпо. У счастливой юной женщины созрел план спасения. С почты она позвонила безутешному отцу, не смыкавшему глаз с того момента, когда на берегу дальнего ерика обнаружили бессознательного Виталия без мотоцикла и без спутницы. Поиски результатов не дали, предположили самое худшее, связав случившееся с похищением совхозной зарплаты… И вдруг пропащая звонит сама, мелет восторженный бред про какого-то тюремного поэта, которого она без памяти любит, который напал на инкассатора и спас её от грязных домогательств Нарусева-младшего, а теперь раскаивается и готов явиться с повинной…

– Ничего не понимаю! – воскликнул обрадованный отец. – Ты где?

– Скажу, если ты поклянёшься, что спасёшь Тимофея!

– Какого ещё Тимофея?

– Грачёва!

– Вот оно что… – капитан, играя желваками, нашёл на стенде «Их разыскивает милиция» настороженное лицо подозреваемого молодчика. – А если я…

– Тогда мы уедем.

– Куда?

– Страна большая…

– Как я его спасу? В лучшем случае ты увидишь его через десять лет, дура!

– Я буду ждать! – твёрдо ответила студентка, с детства восхищённая декабристками.

– Надо подумать…

– Думай! Я перезвоню через час.

Зобов помчался за указаниями к Нарусову, не отходившему от покалеченного сына. Вызванный из реанимации районный руководитель выслушал доклад начальника милиции, долго молчал, протирая очки, а потом сказал, что не будет слишком строг, если при задержании жестокого рецидивиста случайно пристрелят, ведь Виталий не просто зверски избит, ему нанесено увечье, несовместимое с мужским предназначением. Сдержав мстительную усмешку, Зобов кивнул со скорбным пониманием. Он вырастил дочь без жены, которой перед роковым вмешательством хирурга обещал, что Маша будет обязательно счастлива. А что за счастье – погубить молодость, дожидаясь из зоны разнузданного негодяя, воспользовавшегося доверчивостью девочки? И ведь она, дурёха, будет терпеть, считать дни, ни на кого больше не посмотрит! Вся в мать!

И капитан ради дочери пошёл на должностное преступление. Когда она вновь позвонила, он поклялся: если Грач сдастся и вернёт деньги, ему оформят явку с повинной, а также, учитывая предыдущую судебную ошибку, скостят срок. Окрылённая девушка рассказала отцу про шалаш и про тропку, ведущую от сельпо, про лодку. Группа захвата выехала немедленно, прокралась кукрывищу и увидела безмятежного рецидивиста, который в ожидании любимой строгал жёрдочку и бормотал новые стихи:

Бах! Бах! Бах! – Зобов разрядил обойму прямо в сердце поэта.

Маша, услышав выстрелы, рванулась к шалашу, но её не пустили. Потом появился опустошённый отец и объяснил, что бандит бросился на него с ножом, и другого выхода не оставалось. Дочь ничего не сказала, даже не заплакала, только попросила разрешения взглянуть на убитого. Тимофей лежал навзничь, и на его лице замерло выражение счастливого недоумения, какое иной раз бывает у поэтов, когда они находят свежую рифму или неведомое сравнение. Постояв над трупом, она усмехнулась и пошла прочь не оглядываясь.