Три позы Казановы - Юрий Поляков

В финале фильма, согласно сценарию Тачанкина, вдело вступали тёмные силы, задумавшие погубить свинью Норму, а заодно и колхоз «Красный рассвет». Но кто же эта злая сила? На специальном закрытом заседании коллегии НКВД столкнулись разные мнения. Нелепую мысль о белогвардейском подполье отмели сразу: его нет и быть не может. Оно уничтожено окончательно и бесповоротно, а злобные последыши влачат жалкое существование в трущобах Парижа и глинобитных норах Харбина. Зато подробно обсуждался другой вариант: убить Норму хотят польские диверсанты-парашютисты. В те годы панская Варшава, отхватив Вильно, Львов и Гомель, зазналась, распушилась и, подстрекаемая Францией, всерьёз готовилась к войне с СССР, чтобы завладеть Киевом и Смоленском. Но сразу встал вопрос: «Где же в таком случае была противовоздушная оборона республики? Проспала вражий десант?!» С Ворошиловым ссориться не хотели, и кто-то предложил: «Пусть вредители будут из затаившихся кулаков!» Тут уж рассердился Ягода: «Вы соображаете, что говорите, бакланы?! Получается, мы с вами не выполнили приказ партии о ликвидации кулачества путём выселения в отдалённые районы Севера и Сибири? Сами туда захотели?»

М-да, ситуация! После долгого молчания послышался робкий совет: «Пусть Клаус окажется шпионом!» Сначала обрадовались: вот он – выход. Но потом спохватились. Во-первых, получается, Армунд Гаммер совсем не друг Страны Советов… Во-вторых, зарубежные специалисты плодотворно работают во многих областях народного хозяйства, и отрицательный образ «швайнерспециалиста» может бросить тень сразу на всех добросовестных иностранных тружеников, вызвать волну недоверия и шпиономании. Что делать? Коллективный разум зашёл в тупик. И тогда слово взял верный друг органов писатель Бабель, приглашённый на коллегию для творческой представительности. «Вредитель, – сказал он, – бывший помещик, который под видом иностранного туриста приехал в Советскую Россию, чтобы проверить, как там поживает его имение, куда он, наивный, ещё рассчитывает вернуться!»

Ну конечно же, помещик! Как сразу не сообразили! Ход был художественно яркий и политически безупречный: главу Интуриста как раз взяли по «Делу Виккерса». Сталин одобрил решение коллегии, приписав синим карандашом на полях сценария: «Оч. хорошо!»

И вот переодетый помещик Шулыгин, приклеив кудлатую бороду, крадётся по своей бывшей вотчине и с ужасом обнаруживает в родовой церкви шумный клуб с танцами под патефон, в барском доме деловитый сельсовет со щёлкающим «Ундервудом», а в конюшне, где держали знаменитых орловских рысаков, – свинарник! Вникая в разговоры селян, он ожидает услышать проклятия и жалобы на большевиков, но до него доносятся радостные споры и заклады – сколько поросят принесёт Норма. Экс-помещик с ужасом понимает: нет, не от Русского общевоинского союза ждут помощи крестьяне, а от элитной свиноматки. Дворянское сердце Шулыгина этого не вынесло: вскрыл он двойное дно чемодана, достал огромный маузер, дождался ночи и пошёл убивать Норму как символ новой жизни.

Однако возле производительницы, готовой к опоросу, дежурили неусыпная Стеша и Клаус, не забывавший даже в такой ответственной ситуации назойливо охмурять занятую девушку. Увидав Шулыгина с маузером, немец, конечно, струсил и с визгом зарылся в солому. Догадливому советскому зрителю было понятно: иностранные специалисты, конечно, нам не враги, но своя шкура им дороже, поэтому надо обучать и воспитывать собственные кадры. Однако Стеша не растерялась, выхватила из навоза вилы и пошла на супостата. Услышав крики неравной борьбы, на помощь любимой пришёл Николка, как обычно скитавшийся с песней у околицы. Вдвоём они обезоружили и связали врага, сдав его на руки подоспевшим чекистам, которые уже разоблачили мнимого интуриста и ехали брать, да вот беда: сломался автомобиль – американский «Форд». «Был бы ЗИС, – белозубо улыбнулся оперативник, – не опоздали бы!»

Когда связанного Шулыгина вели к машине, раздался радостный поросячий визг – Норма принесла первенца. Услышав этот пронзительный гимн могучим силам природы и новой жизни, бывший барин сник, понимая: его время кончилось безвозвратно…

А вот и последние кадры кинофильма: увитая цветами и лентами колхозная тройка сытых коней, сопровождаемая стайкой подросших поросят, подкатывает к сельсовету.

Из брички для совершения таинства записи акта гражданского состояния выходят старшие зоотехники Николай Бобров и Евстигнея Колоскова, оба с орденами на добротных лацканах. А Федот Запечкин, поступивший в консерваторию, поставленным баритональным басом жарит под гармошку:

Над крышей бывшего дворянского гнезда развевается новенький алый стяг с серпом и молотом…

«Норма жизни» получила Сталинскую премию 1-й степени. Вождь смотрел фильм в Особом кинозале раз десять, смеялся и хлопал в ладоши в восторге от художественной полезности картины. Режиссёр Колтунович, оператор Ветров, сценарист Тачанкин, поэт Хаит, а также исполнители главных ролей получили по ордену Трудового Красного Знамени. Актёров, игравших отрицательных персонажей – Шулыгина и Клауса, тоже, конечно, отметили, но скромнее – «Весёлыми ребятами», так в народе называли орден «Знак Почёта». И только Вера Ласунская за Стешу Колоскову удостоилась высшей награды страны – ордена Ленина. Бдительная молва отметила, как на кремлёвском приёме в честь очередной годовщины Октября Сталин, обходя гостей с бокалом киндзмараули, задержался возле Ласунской, долго с ней беседовал, улыбаясь. Сплетничали, будто вождь приглашал её к себе на ближнюю дачу – поужинать. Поехала она туда или нет – тайна.

Обо всём этом перед фильмом было рассказано в специальной передаче «Чёрно-белое кино». Вёл её режиссёр Смурнов, внук того самого сценариста Тачанкина и лютый антисоветчик. Однажды, говорят, Смурнов обедал в Доме литераторов с критиком Билингвским, и они заспорили о советской власти: мол, имелись у той хоть какие-нибудь достоинства или совсем никаких. Критик залепетал что-то про всеобщее образование и бесплатную медицину, но даже не успел закончить свою мысль, так как, впав в бешенство, режиссёр ударил его вилкой в живот, за что был на месяц исключён из Союза кинематографистов. Впрочем, саркастически излагая историю создания «Нормы жизни» и уличая всю творческую группу в подлом и корыстном пресмыкательстве перед кровавым режимом, Смурнов странным образом не тронул своего дедушку. Напротив, из сказанного становилось ясно: именно Э.Х. Тачанкин был единственным честным и талантливым человеком в этой жадной своре бездарных приспособленцев. Более того, первоначальный, к сожалению, утраченный, вариант сценария, перелицованный Сталиным и НКВД, задумывался автором как беспощадная сатира на кошмарную советскую действительность…

После вступительных слов Смурнова показали и сам фильм. Копию нашли древнюю, поцарапанную, поэтому казалось, в кадре всё время идёт дождь, даже если действие разворачивается в помещении. Голоса актёров звучали глухо, невыразительно, словно доносились из-за ватной стены. Сюжет, конечно, был наивен до идиотизма, игра актёров простодушна до глупости, от кондовых реприз, шуток и самодельных частушек возникало чувство неловкости. А уж политический профит торчал отовсюду, как пружины из старого матраса. Но когда над бывшим барским домом затрепетал новенький алый флаг, в сердце возникла странная, давно забытая бодрость. В старой ленте таилась какая-то весёлая сила, помогающая жить и верить.