Город драконов. Книга четвертая - Елена Звездная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Quod veraimago!
Меня трясет. От холода, от подступающего страха, от понимания того, что призвание истинного облика не сработало – на меня все так же смотрит Зверь, и издевательски ухмыляется мне тоже Зверь. Господи, что же мне делать?! Я надеялась, что даже отдалившись от камня-основания дома сумею удержать контроль, но я не удерживаю. С отчаянием и болью все сильнее накатывает понимание – Зверь сильнее. Действительно сильнее. Дракон мог бы бросить ему вызов, обретя истинную форму, но дракон ее еще не обрел, а вот Зверь уже обладает и силой, и истинным обликом. Зверь сильнее. Гораздо сильнее и Гордана, и меня.
Но я смотрю в его глаза и вспоминаю сказанное младшим следователем: «И оставьте у себя мое кольцо, пока оно у вас, я смогу вспоминать о тех лучших мгновениях в моей жизни, когда верил, что вы приняли мое предложение».
И ладони медленно соскользнули вниз по холодному лицу.
Усмешка Зверя становится явственнее.
Мои дрожащие пальцы безуспешно пытаются ухватиться за золотой ободок, оставшийся в кармане.
– Новое заклинание? – издевательски спрашивает Зверь.
Я вытаскиваю кольцо из кармана.
В отблесках света от распахнутой двери моего дома сверкнуло обручальное кольцо лорда Гордана. И издевательская усмешка Зверя превращается в оскал, глаза вспыхивают алым оттиском бешенства. Но это не последний удар для чудовища.
– Себастиан, – мне даже дышать сейчас тяжело, но я все равно дышу, – вы говорили, что лучшими мгновениями в вашей жизни были те, в которые вы верили, что я приняла ваше предложение. Я не знаю, сумею ли я сделать вас счастливым, но я постараюсь сделать все для этого. И если вы любите меня, если вы действительно любите, я согласна стать вашей женой.
И золотое кольцо с синим изысканно ограненным сапфиром мягко обхватило безымянный палец моей правой руки.
Потрясенный взгляд Зверя, и последний удар от меня:
– Draco transformatio!
Он отшатнулся, по телу прошла рябь, когтистая лапа метнулась к моей шее, но замерла в миллиметре, свет от дома теперь отразился на острых кончиках когтей.
– Imperium! – я отдаю ему контроль над собственной формой.
И дракон, стремительно покрывающийся чешуей дракон падает в снег.
– Vinculum! – привязка новой формы к имеющемуся сознанию.
Рык сотрясает горную вершину, где-то в горах сотрясая землю, сходит снежная лавина.
– Essentianegatio bestia! – отрицаниесути Зверя.
И в стремительно увеличивающихся глазах последним проблеском мелькает личность того, кто был пробужден, а теперь уничтожен.
А дракон становился драконом.
Увеличивалось покрытое серебристой чешуей тело.
Распахнулись огромные крылья.
В груди, в самом нутре, под серебристой чешуей загоралось пламя.
Я прикоснулась к его огромной голове, лежащей у меня на коленях, и тихо прошептала последнее заклинание:
– Ad sidera volare! – лети кзвездам.
Взмах огромными крыльями, рывок, от которого порывом ветра растрепались мои волосы, и огромный дракон, настоящий дракон, взлетел в небо.
Обняв колени руками, и запрокинув голову – я смотрела как он взлетает все выше и выше. В снежной метели давно скрывшей очертания дракона теперь виднелся лишь огонь, тот огонь что горел в его груди, и казалось, что к звездам летит не дракон, к звездам поднимается еще одна яркая звезда.
– Так красиво, – прошептала я подошедшему лорду Арнелу.
– Так хочется придушить вас, – разъяренно сообщил он.
– Шею не увидите, – и я улыбнулась.
– Ничего, на ощупь найду, – заверил градоправитель Вестернадана.
Поднял меня со снега, вгляделся в мои глаза, что для него было той еще проблемой, и хрипло спросил:
– Какова вероятность того, что вы сейчас упадете в обморок?
– В магический обморок! – уточнила я, помятуя о том, что может произойти, если из этого обморока меня возьмется вытаскивать лорд Арнел.
– Я понял, – холодно отозвался он.
Улыбнувшись, я снова посмотрела в небо, и честно ответила:
– Процентов сто.
– Да что б вас! – выругался Арнел.
Еще никогда я не теряла сознание с улыбкой на губах.
* * *
Магический обморок от классического отличается многим, к примеру, тем, что остается возможность многое слышать. Поэтому я имела возможность услышать сказанное Арнелом:
– Присмотри за ней, я за Горданом.
И не только услышать, но и ответить:
– Не стоит, Елизавету Энсан Карио убил не он.
Но сказала я это совершенно напрасно – грань между магическим и обычным обмороком весьма тонка, а потому уже в настоящий обморок я провалилась аккурат после этих слов. Не самые приятные ощущения.
* * *
Когда я открыла глаза, в спальне профессора Стентона было светло. Как оказалось, кто-то снял заклинание замурованности по крайней мере с этих стен, а потому в спальню проникал мягкий приглушенный снегопадом зимний свет. Повернув голову, я увидела миссис Макстон, нервно вяжущую носок, и похоже это был правый носок… причем не первый правый носок, еще не менее десятка правых носков лежали рядом с ней на софе, а неподалеку от меня на столике у окна в маленькой стеклянной вазе радовал взор маленький букет голубых фиалок. Не зимних, а обычных, но очень красивых голубых фиалок.
И тут заметившая мое возвращение в этот мир миссис Макстон, всплеснув руками, воскликнула:
– Мисс Ваерти!
Я попыталась поднять руку, в попытке остановить ее, но было уже поздно – распахнулась дверь и стремительно вошел лорд Арнел. Но подойти ко мне он не успел – у доктора Эньо сноровки было больше. Виртуозно обойдя градоправителя, он торопливо приблизился ко мне, быстро осмотрел лицо, глаза, ощупал горло, поднял и уронил мою руку и заключил:
– Ну что, моя дорогая, на этот раз вы превзошли себя! Поздравляю, вы более не маг!
От таких слов миссис Макстон едва не выронила спицы, но тут же взяла себя руки и начала вязать левый носок в продолжении правого. Я же, тяжело вздохнув, хрипло ответила:
– Доктор Эньо, потеря магии от перенапряжения или истощения имеет столько же обоснования, сколько небезызвестная теория о том, что женщины с высшим образованием становятся бесплодными.
– Да? – доктор Эньо определенно заинтересовался услышанным.
Его рука мгновенно переместилась на мой живот, и мне было сообщено:
– Вы не бесплодны.
– Не может быть! – с деланным изумлением воскликнула я.
– Язвим, – сделал закономерный вывод доктор, – значит, уверенно идем на поправку.