Город драконов. Книга четвертая - Елена Звездная

Дракон окинул меня взглядом, в котором отразилось все сомнение по поводу целесообразности этого, и мне пришлось добавить:

– Вы не должны отпускать меня или как минимум мою руку. Это важно. Жизненно важно. Пожалуйста.

Всего на один миг Гордан закрыл глаза, судорожно вздохнул и приказал:

– Мистер Уоллан, подайте мне плащ для мисс Ваерти.

Мистер Уоллан схватил первый попавшийся с вешалки, но передать ему одежду не позволил мистер Оннер – отобрав плащ, похоже многострадальный плащ миссис Макстон, он насадил его на конец ружья и протянул Гордану, стараясь держаться максимально далеко. Разумный шаг – дракон взял плащ, но Зверь нанес удар – и рассеченное ружье рухнуло на пол. Мне сделалось дурно при мысли, что подобное могло произойти с рукой мистера Уоллана. Остальным, определенно, тоже стало весьма не по себе. И в первую очередь лорду Гордану.

– Мисс Ваерти, полагаю, вам лучше остаться здесь, – тихо произнес он.

Иногда, несомненно, ложь ранит, но в некоторых случаях – ложь во спасение в сотни раз лучше правды.

– Если мы не завершим трансформацию, вы потеряете контроль над разумом, и уже никогда не сможете вернуться в человеческую форму, – сказала я.

И да, это была ложь. По крайней мере один дракон в моем доме знал это совершенно точно… и я надеялась, что у него достанет благородства промолчать. Однако, молчать лорд Арнел, превосходно прошедший стадию завершающей трансформации не стал, и произнес с нескрываемой издевкой надо мной:

– И тогда, лорд Гордан, из-за своего размера, в качестве половых партнеров вам придется рассматривать исключительно… китов.

Полицейский потрясенно посмотрел на меня. Я опустила взгляд, чувствуя, как стремительно краснею, лорд Давернетти не удержался от потрясенного возгласа, а лорд Арнел добавил язвительно:

– Как вы в целом относитесь к рыбам?

Судя по взгляду, которым младший следователь наградил своего градоправителя, интерес, даже гастрономический, к любой рыбе с данного момента иссяк полностью. И закутав меня в плащ, лорд Гордан меня же подхватил на руки, чтобы быстрым шагом, в попытке скрыть злость и раздражение, покинуть мой дом.

Но, если быть откровенной, я, несмотря на все свое смущение, была благодарна лорду Арнелу за это язвительное замечание – мне не пришлось и далее упражняться в искусстве максимально правдоподобной лжи.

* * *

Пятьдесят шагов. Ровно пятьдесят. И лорд Гордан остановился, напряженно взирая на меня.

– Уже можно отпустить, – я попыталась улыбнуться.

– Прямо в сугроб? – младшему следователю абсолютно не нравилась эта ситуация. Более чем не нравилась.

– Можно куда-нибудь не в сугроб, – мне было безумно холодно, я с трудом могла говорить, не стуча зубами, но и согреть себя сейчас я не могла, понимая, что мне понадобиться каждая капля той магии, что во мне еще осталась.

Лорд Гордан огляделся, заметил поваленное снегом дерево невдалеке и направился к нему. В этот момент мне стало искренне жаль мой забор, пусть и довольно старый, но весьма оригинальный и изысканный, окружающий этот дом не менее двух столетий. Но я не сказала полицейскому ни слова.

Он донес меня до поваленного дерева, смахнул с него снег, усадил меня, и опустился на колени передо мной, сжимая мои ладони.

Наверху над нами завывала метель, с гор несло холодом, ледяной ветер пронизывал до костей, а я собиралась с силами, чтобы произнести приносящее доверившемуся мне мужчине немыслимую боль:

– Quod veraimago!

И Гордан рухнул на ледяную, промерзшую землю, забившись в припадке, и зарычав от боли, и трансформируясь вовсе не в дракона – в Зверя. Здесь, вдали от камня-основания и драконьей магии, Зверь стал сильнее, и становился сильнее с каждой секундой. И все что мне сейчас оставалось – верить в любовь. Истинную, искреннюю, преодолевающую все преграды любовь. Настоящую любовь, как в сказке. Как во всех сказках разом. Потому что единственным, что могло спасти меня сейчас – была любовь. Этот этап, последний этап трансформации, был самым опасным. Профессор Стентон не допускал меня к нему, потому как порой оборотни, обезумев от боли обретали невероятную силу, рвали оковы, гнули прутья клеток и добирались до дракона, пару раз буквально разрывая его горло клыками. Профессора спасало лишь то, что он был чистокровным драконом, а вот магия не спасала. Даже защитная, даже щиты, даже серебро. Ничего не спасало, поэтому от последней стадии трансформации Стентон держал меня как можно дальше. И когда я занялась Арнелом, я знала на что иду, осознавала риск, но я проводила трансформацию в подземелье дома, вблизи камня-основания, а это было существенной защитой. А вот практически чудом стало то, что взбешенный Арнел последний этап трансформации прошел сам. Самолично. И эмоцией подтолкнувшей его к этому была злость. Но сейчас, здесь, не было ни злости, ни защиты камня-основания, ни возможности прибегнуть к охранной магии. У меня не было ничего. Абсолютно ничего, кроме… любви. Любви лорда Гордана ко мне. Любви, которая теперь должна была защитить нас обоих.

Я соскользнула следом за Гордоном, теряя плащ на том самом поваленном дереве, обхватывая искаженное болью лицо дрожащими ладонями, и глядя в глаза дракона, прошептала следующее заклинание:

– Feralcat!

Рык, взбешенный рык Зверя оглушил меня и потревожил тех птиц, которых не тревожило даже жуткое завывание ледяного ветра. Господи, помоги мне…

Судорожно вздохнув, я продолжила:

– Imperium!

Чудовищный хвост Зверя ударяет по дереву за моей спиной, и то разлетается в клочья, но… любовь, определенно сто раз проклятая зверем любовь, и все тот же хвост прикрывает меня от острых обломков, а глаза чудовища вспыхивают алым от боли.

И в этот миг мы остаемся один на один не с драконом – со Зверем, что яростно смотрит мне в глаза. И это плохо. Это очень плохо. Так быть не должно, ведь я пробуждаю дракона.

– Ты, – хриплый голос Зверя, и его полный ненависти взгляд, – ты…

Я судорожно сглотнула, все так же держа искаженное уже ненавистью лицо младшего следователя, и стараясь не пускать страх в свое сердце, потому что за страхом всегда следует неуверенность, а я не могу сейчас позволить себе сомневаться в своих силах.

– Ты… – Зверь сотрясается от бешенства, – почему ты?

Он в ярости, отчаянной бессильной ярости, потому что при всем своем желании сейчас он не может меня убить. Хотел бы, но не может. Хотел бы, но не может. Насколько же сильной должна быть любовь лорда Гордана ко мне, если пробужденный в нем Зверь не может убить меня даже в тот момент, когда ему стало окончательно ясно, что я убиваю его? Вопрос, об ответе на который я не хочу думать ни сейчас, никогда-либо вообще.

– Он – мой! – рычит Зверь. – Мой!

Ну уж нет.

И все так же глядя в глаза чудовища, я повторяю, прозывая истинный облик, облик дракона: