Серебряный ветер - Линда Кук

Он читал ее мысли так, словно она сама их ему высказывала, и молча просил у нее прощения и прощался с ней, стараясь отрешиться от того, что могло бы быть у них с Аделиной и чему не суждено случиться.

Все, приказал он себе наконец. Солдат должен оставаться солдатом до смертного часа. Солдат должен уметь сохранять хладнокровие. И мозг его, повинуясь железной воле, стал бесстрастно фиксировать то, что видели глаза в покинутом Кардоком поместье у подножия холма.

Крепость еще продержится какое-то время, ибо Лонгчемп и около сотни всадников устремились прямо к частоколу. Симон болезненно поморщился при виде того, как воины Лонгчемпа вламываются в пристройки в надежде поживиться или найти там прячущихся людей. Крышу дома подпалили, но буквально через мгновение факел сбросили на землю по приказу Лонгчемпа — видимо, канцлер решил сделать дом вождя своим временным пристанищем и штабом. Симон представил, как пирует Лонгчемп, сидя в дубовом кресле хозяина. Но прежде чем садиться за пиршество, канцлер захочет разобраться с Симоном Тэлброком и его людьми. Симон усмехнулся, представив, как отреагировал бы Кардок на то, что нормандец, правая рука ненавистного нормандского государя, пьет его, Кардока, бренди, украденное у другого нормандца, и спит в его кровати — приданое его покойной жены, не захотевшей забыть о том, что она нормандка.

Около двадцати всадников покинули поместье и направились к крепости. Симон натянул поводья и приготовился к тому, чтобы спуститься с холма к дому — показаться Лонгчемпу и тем самым остановить нападение на форт.

Но всадники свернули с тропы, ведущей прямо в форт, налево и направились через скошенные, черные от сожженного жнивья, пока лишь припорошенные снегом поля к озеру. Со своего наблюдательного пункта Симон видел, что пятеро воинов отделились от кавалькады — наверное, решили отловить бродячих животных на дальней стороне долины, а уже потом, следуя вдоль скал, догнать своих товарищей. Ну что же, овцы — и то пожива. К счастью, людей, живых людей, в долине никто из солдат Лонгчемпа пока не отловил.

Канцлер зашел в дом и покуда не выходил оттуда. Симон видел, как солдаты личной охраны канцлера спешились и отвели коней на конюшню. Над крышей дома появился дымок, сперва тонкий, потом густой и ровный — как столб. Дров не жалели. Должно быть, канцлер замерз и его хладные члены занемели после трудного путешествия.

Симон наклонился, чтобы погладить жеребца по шее. Любовь Лонгчемпа к комфорту может подарить ему, Симону, пару лишних часов жизни.

Симон подумал о том, не отправиться ли в крепость, но решил, что люди его могут пережить этот день, если не сделают попытку защитить своего обреченного командира.

Сквозь снежную пелену, словно в жемчужной оправе, привиделся Симону тот драгоценный подарок, что преподнесла ему судьба. Он должен был умереть счастливым человеком — он познал любовь женщины, которую и сам любил, он познал, что такое верность. Сейчас и Аделина, и Гарольд были далеко — ни увидеть их, ни услышать, а впереди — холодная и жестокая быль; и сейчас он обязан был житьтолько этим жестоким и холодным настоящим.

Кавалькада обогнула озеро. Всадники собрались на берегу и совещались, очевидно, решали, где продолжить поиск. Они, казалось, не замечали бродячих коров, забредших в осинник. Солдаты гарнизона вынуждены были срочно вернуться в крепость — им было не до скота. Овцы рассыпались по лугу высоко на холме, но, испуганные снегопадом, сбились в кучу, жалобно блея.

Два всадника указали в направлении овец, затем вновь повернулись к частоколу. Неприкаянное стадо ясно свидетельствовало в пользу того, что на склоне они не найдут людей, которых можно было бы допросить.

Оставались лишь те, кто охранял крепость. Как и велел им Симон, солдаты заперли ворота, как только увидели, что армия Лонгчемпа едет в долину, и зажгли два сигнальных костра на башне. Даже имея в распоряжении сотню бойцов, Лонгчемп не сможет сломить сопротивление осажденных за один день. Если повезет, гарнизон сможет продержаться, пока не подоспеет Маршалл со своими солдатами. Если повезет, Маршалл сможет помочь оставшимся в живых, что, конечно, важнее, чем только засвидетельствовать то, что солдаты погибли, обороняясь от войска канцлера своего короля.

Скоро поисковая экспедиция вернется в поместье, и канцлер будет вынужден прервать отдых у огня и отправить бойцов в подозрительно притихшую крепость. Но до этого Симон Тэлброк встретится с солдатами Лонгчемпа и совершит жертвоприношение, к которому готовил себя с той злополучной ночи в Ходмершеме.

Холод пробирался под плащ, колол ему спину, и пальцы в тяжелых рукавицах немели. Скоро он не будет чувствовать ни холода, ни ломоты. Скоро придет конец всему — и боли, и отчаянию. Все разрешится — пусть трагичная, но однозначность. Симон похлопал по шее коня и решил, что вступит в бой с армией канцлера пешим, а коня отошлет от греха подальше. Славный жеребец, он не хотел приносить и его в жертву Лонгчемпу.

Симон вытащил меч. Чистый и гладкий клинок грозно сверкнул. Тэлброк поклялся Уильяму Маршаллу, что не станет убивать Лонгчемпа, но это не значит, что он сдастся без боя, — он убьет столько приспешников канцлера, сколько сможет, перед тем как расстаться с этим светом. К тому же если он придет безоружным, Лонгчемп станет искать причину для такого странного поступка, а этого Симон хотел меньше всего.

Симон тряхнул поводья и неспешно поехал вниз, к частоколу. Громко завывал ветер, и темные фигуры за частоколом в снежной круговерти казались порождением болезненной фантазии. Солдаты канцлера отчаянно жестикулировали и что-то кричали — но Симон не мог расслышать ни слова. Снежный порыв заслонил Симону обзор, а когда ветер переменился, он увидел, что гвардейцы Лонгчемпа выстраиваются в ряд.

Он представил себе, что позади него несутся всадники. Стоит закрыть глаза, и он мог вообразить себя вновь на холмах над Ла-Маншем, рядом с Маршаллом, прикрывающим последнее отступление старого короля Генриха. Нет, эти звуки ему не почудились — он ясно слышал стук копыт за спиной. Симон успел подумать, не отправился ли он уже в ту страну, где вновь встретится со своими павшими товарищами, где он будет вечно мчаться вместе с ними по полям, одетым вечной зимой.

Последняя мысль его перед тем, как он спрыгнул с седла и крепко толкнул коня в бок, была об Аделине, о тепле ее распущенных волос в свете костра.

Конь его не желал уходить. Симон несколько раз сильно ударил его по лоснящемуся крупу и крикнул что-то грозное. Конь повернул голову, посмотрел на Симона и лишь затем сделал нерешительный шаг в сторону. Подняв красивую голову, он заржал и поскакал вверх по склону холма, вскоре исчезнув в снежной круговерти за спиной у Симона.

Впереди солдаты Лонгчемпа пытались разглядеть его сквозь белесую пелену. Симон поднял меч и прошел последние несколько шагов по открытому пространству к воротам частокола.

Крикнуть, чтобы привлечь их внимание, означало бы вызвать у гвардейцев подозрение. Они решат, что их пытаются заманить в ловушку. Снегопад и так уже создал неподходящие условия для нападения на крепость; теперь стало очевидным то, что они не решатся под снегом исследовать склоны холма, так что Аделина и Гарольд могли считать себя в безопасности.