Calendar Girl. Долго и счастливо! - Одри Карлан

Камеры снимали, но было сложно не отдаться очарованию этой статуи. Глаза, губы и нос были удивительно аккуратными, учитывая, из чего они сделаны.

– Поразительно изящная работа. Как вы это делаете? – спросила я.

– Я беру плоские листы металла, режу на мелкие кусочки. Это дополнительное развлечение – брать их наугад и создавать из них нечто законченное. Когда я нагреваю и двигаю металл, он начинает обретать форму.

Я прикоснулась к краю постамента, не решаясь дотронуться до скульптуры.

– Вы хотите сказать, что когда вы начинаете работать над проектом, вы еще не знаете, что получится?

Она покачала головой.

– Да. Я думаю, примерно так же писатель сидит перед пустой страницей и ждет, когда родится история. Я просто позволяю материалу подсказать мне, что создать. Когда я начинаю складывать кусочки металла, форма проявляется сама, и я просто подчиняюсь ей. – Она сложила руки перед грудью. – Получается то, что должно получиться. Это как жизнь. Нельзя спланировать красоту. Иногда она сама обретает форму на ваших глазах.

Эсмеральда оказалась права. Вскоре я узнала, что красота проявляется путями, которые невозможно предположить.

* * *

Следующей остановкой была галерея «Болдуин». Она принадлежала Джоналин Болдуин, местному фотографу. Это длинный белый прямоугольник, вписанный в кирпичное здание и расположенный в стороне от туристических троп.

По всему открытому пространству висели фотографии самых разных размеров. В центре стояли колонны с экспонатами, и клиенты могли ходить вокруг них и рассматривать снимки.

У входа в галерею нас встретила маленькая черноглазая азиатка с длинными черными шелковистыми волосами, собранными в тугой хвост.

– Здравствуйте! Должно быть, вы мисс Сандерс. Я Джоналин Болдуин. Добро пожаловать в мою галерею!

Ее смуглая кожа была безупречно гладкой, и только нос и щеки украшала россыпь веснушек. Бледно-розовая помада на губах в сочетании с теплым оттенком кожи как будто светилась. Одета она была в бордовую тунику и легинсы тон в тон. Толстая золотая цепь на шее поблескивала, отражая свет ламп. Просто и шикарно.

– Спасибо, что согласились нас принять, Джоналин. Мы с удовольствием посмотрим на ваши шедевры.

– Пожалуйста, проходите.

Джоналин подвела нас к огромной фотографии, на которой была изображена половина женского лица, щека прикрыта рукой. Только в фотографии была какая-то неправильность, как будто ее снимали сквозь разбитое стекло.

– Расскажите мне об этой работе, – зачарованно попросила я.

Джоналин указала на фото.

– Видите линии? Вот на этом месте я фокусировала линзу.

Я прищурилась и заметила трещины в снимке.

– Я снимала сквозь витрину. С той стороны стояла красивая, нарядно одетая женщина. Я попросила ее опереться о прилавок. Потом поставила в линзу треснувшее стекло и сфотографировала эту красоту под особым углом. Можно видеть, что женщина в таком искаженном ракурсе прекрасна, хотя мы не знаем о ней ничего. Может, ее красота – это просто маска. – Пока Джоналин рассказывала, что она видела и почему фотографировала именно так, у меня было время подумать.

Я сфокусировалась на изображении, пытаясь взглянуть на нее глазами Джоналин. Наклонила голову, посмотрела под другим углом. Невооруженным взглядом было видно, что у женщины идеальные алые губы, красный лак на ногтях, хорошая кожа. Но сквозь треснувшее стекло я видела несовершенства, которые не могла бы заметить в другом ракурсе.

– Я назвала эту фотографию «Открытая красота», – закончила Джоналин, явно гордившаяся своей работой.

Очарованная, я последовала за Джоналин. Ее подход к фотографии был совершенно гениален. Одна серия работ пробрала меня до печенок. На первой – бездомная женщина прислонилась к зданию, согнув одну ногу в колене. Рядом с ней лежит белый мусорный пакет, судя по всему, там все ее вещи. Длинные неряшливые волосы, кажется, не мыты годами. Женщина смотрит куда-то вбок. На лице глубокие морщины, в глазах – неизгладимая печаль. Она явно одинока и, видимо, беспомощна.

Рядом висела фотография, сделанная сквозь искаженную линзу. Та же самая женщина, но совершенно другое впечатление. Черты лица мягче, волосы темные и вьющиеся. Мусорный пакет превратился в белый сияющий шар, придающий ей здоровое свечение.

– Когда стираешь грубость реальной жизни, находишь нечто… особенное. – Джоналин скрестила руки на груди, любуясь своей работой – и правда достойной восхищения.

Я протянула руку к фотографии, притягивающей меня словно магнит.

– Это невероятно, этот ваш взгляд на вещи.

Она мягко улыбнулась.

– Мы все должны смотреть на вещи именно так. Красивая женщина может казаться идеальной, но если взглянуть на нее другими глазами, видишь несовершенства. Они есть у всех. Потом, – она указала на второе фото, – посмотрите на грязную, бездомную, очерствевшую от трудностей женщину и обратите внимание на сохранившуюся в ней нежность. Жизненный опыт меняет нас снаружи, но что-то внутри сохраняется.

Я проговорила с Джоналин намного дольше, чем следовало. Когда мы болтали, устроившись на креслах, подошел Уэс, положил мне руки на плечи и наклонился к моему уху.

– Миа, если ты хочешь побывать сегодня во всех четырех галереях, надо ехать. Начинается снег.

Я взглянула на Уэса и заулыбалась. Он поцеловал меня в лоб. Нашу идиллию нарушил отчетливый щелчок. Джоналин покраснела и опустила камеру на колени. Я видела камеру на столе, но не думала, что Джоналин воспользуется ею.

– Простите, это инстинкт. Включается, как только я вижу то, что нужно запечатлеть на фото.

Я улыбнулась, не огорчившись.

– Но у вас нет искажающей линзы.

Художница фыркнула.

– Она не обязательна. Каким бы образом я ни поймала этот момент, он был бы честным. Я отправлю фотографии вам на почту, сами увидите.

Уэс взял меня за руку и помог подняться.

– Мы будем рады. Мне очень понравилось разговаривать с вами, рассматривать фотографии и знакомиться с вашим видением. Обещаю, ваше интервью займет достойное место в моей передаче.

– Не сомневаюсь, вы окажете мне большую честь. Благодарю вас, Миа. – Она взяла меня за руки.

Высший класс.

* * *

Вместо того чтобы переместиться в следующую галерею, Уэс отвез нас в «Красную луковицу» пообедать.

– Эта закусочная основана в 1892 году, и здесь готовят лучший в мире луковый суп и маисовые лепешки с крабом! – воскликнул Уэс, впуская меня внутрь и чуть не выпрыгивая из сапог от нетерпения.

В закусочной было полно народу. Глубокий красный цвет стен создавал впечатление уюта и намекал на неторопливый долгий обед. Я сразу же почувствовала себя как дома. По огромным трубам в помещение поступал теплый воздух, и у меня начало пощипывать замерзший нос.