Calendar Girl. Долго и счастливо! - Одри Карлан

Герой, создающий маленькие шедевры, – это потрясающе, но Боб был особенным не только поэтому. Люди, которые с ним общались, уносили с собой частицы его опыта.

Пока мы болтали, он вырезал маленькое сердечко, окруженное океанскими волнами.

– Свадебный подарок, – сказал Боб, протягивая мне изображение размером четыре на четыре дюйма. Плоское дно позволяло поставить статуэтку вертикально.

– Откуда вы знаете? – выдохнула я.

Боб отмахнулся.

– Старик видит, когда женщина влюблена. Кроме того, меня чуть не ослепил свет, отражающийся от этого кольца! – Он хихикнул.

Мы рассмеялись. Владелец галереи упаковал сердце и передал пакет Уэсу.

Перед уходом я обняла Боба.

– Спасибо, что поделились со мной своей историей. Я и все наши зрители всегда будем помнить об этой статуэтке.

– Люди вроде тебя стоят риска, – улыбнулся он, махнув Уэсу, притянувшему меня себе под мышку, и мы вышли на мороз.

* * *

Стоят риска.

Мы ушли от Боба Столяра и уже добрались до художественной галереи «4М», а меня продолжало потряхивать. Боб сказал, что я стою риска. Я знала, он имел в виду войну. Солдаты сражались и жертвовали собой, и гражданскому человеку никогда до конца не постичь этого. Надо быть особенным человеком, чтобы каждый день рисковать жизнью ради трехсот миллионов незнакомых людей. Гордость. Служение. Для Боба эти понятия и человеческая жизнь стоили риска.

Его слова заставили меня задуматься о том, что все по-настоящему важные вещи в жизни тоже стоят риска. Но не каждый готов рисковать, чтобы получить то, что хочет. Грустно, если задуматься.

Когда мы вошли в галерею «4М», меня атаковали запахи лимона, мяты и жасмина. Я остановилась в дверях, позволяя знакомому аромату окутать меня. Я не вдыхала именно эту комбинацию много лет. Пятнадцать, если быть точной.

Сердце заколотилось у меня в груди, рот пересох. В противоположной части помещения стояла высокая женщина с черными кудрями до плеч, с головы до пят одетая в черное. Она поправляла картину на стене. Я застыла на месте. Женщина была повернута ко мне спиной, но очертания тела, ее текучие танцующие движения… Она была не просто похожа, это все равно что встретить привидение.

Женщина обернулась, сжала руки и подошла ближе. Бледно-зеленые глаза сузились, она потянулась за очками в тонкой серебристой оправе, спрятанными в карман блузки. Надела их и замерла, как статуя. Я тоже прилипла к полу, уставившись на эту женщину. Она сильно изменилась за прошедшие пятнадцать лет, но недостаточно, чтобы я не могла ее узнать.

– Миа, – выдохнула она.

Теплая рука Уэса обняла меня. Единственное, что я могла сделать, – мертвой хваткой вцепиться в его ладонь.

– Здравствуйте, мисс… – заговорил Уэс.

– Бэнкс, – представилась она.

Я съежилась, стискивая руку Уэса.

Он не стал отнимать у меня руку, за что я была ему чрезвычайно благодарна. Если бы у меня не было этой единственной связи с чем-то настоящим, я бы, наверное, упала в обморок или выбежала прочь с воплями, или то и другое сразу.

– Мисс Бэнкс, меня зовут Уэс Ченнинг, и мы приехали, чтобы поговорить с вами о вашей галерее и ваших работах. Я вижу, вы с Миа уже знакомы. Как видите, она несколько ошеломлена, поэтому если бы вы могли объяснить, что происходит, я был бы весьма признателен.

Мой Уэс. Миротворец. Чего он не знал, так это того, что здесь нечего умиротворять. Пятнадцать лет, прошедшие с тех пор, как меня бросили, не стереть ластиком. Я это знаю. Я годами пыталась понять причину, почему женщина, давшая мне жизнь, уничтожила мой мир, когда мне было десять лет.

– Миа, я бы узнала тебя где угодно. – Ее голос дрогнул. Он изменился, стал спокойнее. Она облизнула губы, и я с ужасом наблюдала, как женщина, которую я считала утраченной навеки, стоит передо мной и выглядит лучше, чем когда-либо. Лучше, чем она заслуживает.

– Моя девочка, столько лет прошло. – Ее мягкие слова резали, как кинжал, задевая самые чувствительные части. Сдержанные эмоции казались более искренними, чем все, что я могла вспомнить, но ей не пробиться сквозь мраморную стену, которую я построила вокруг своего сердца, отрезав от себя воспоминания об этой женщине.

Не зная, что делать, я сказала то единственное, что пришло мне на ум:

– Здравствуй, мама.

Уэс сжал мою руку так сильно, что мне стало больно. Я вырвала ладонь. Он тут же схватил меня и прижал к своему боку.

Наконец вошла Кэти, стряхивая снег с куртки и протягивая руку моей матери:

– Здравствуйте, меня зовут Кэти, а это Миа Сандерс и ее жених Уэстон Ченнинг. Спасибо, что согласились нас принять. Извините за опоздание…

– Жених? – выдохнула мать, уставившись на будущего зятя. – М-м, поздравляю. – Ее попытка завязать вежливый разговор и фальшивые поздравления ударили меня в самое сердце.

– Каковы были шансы на то, что я приду в эту галерею взять интервью у женщины, которая погубила меня пятнадцать лет назад? – Злоба в моем голосе могла бы резать стекло. Я надеялась, что она пронзит ее черное сердце.

Она резко выдохнула, и Кэти тоже. В комнате повисло молчание.

Кэти переступила с ноги на ногу, поочередно посмотрела на меня, потом на мать и Уэса.

– М-м… Полагаю, мы закончили на сегодня?

– Кэти, иди к съемочной группе и возвращайтесь домой. Я думаю, что трех художников нам достаточно для этого фрагмента шоу. Ужинайте сами. Мы с Миа скоро приедем, – вмешался Уэс, как всегда, спасая ситуацию.

Кэти подошла и взяла меня за руку. Ободряюще сжала, демонстрируя поддержку.

– Если тебе понадобится друг сегодня вечером, я в твоем распоряжении, Миа. – Наконец-то она начала называть меня по имени.

Мы остались втроем. Мать снова облизнула губы и осмотрелась, видимо, проверяя, не придет ли кто-нибудь и не спасет ее от этого кошмара. Потому что это был именно кошмар. Невероятных масштабов. Я смирилась с тем, что никогда больше не увижу эту женщину и не узнаю, как и почему она смогла бросить своих детей.

– М-м, давайте присядем и поговорим? – предложила она дрожащим голосом и неуверенно махнула рукой в сторону уголка с креслами.

Что? Я подошла к ней вплотную, взглянула в лицо и увидела слезы в ее глазах. Поддавшись слабости, я изо всех сил ударила ее по щеке. Слезы, которых я не чувствовала, хлынули у меня по щекам. Она вскрикнула и схватилась за лицо. Я смотрела на ее слезы и не верила ей ни на грош.

Она хрипло сказала:

– Д-думаю, я это заслужила.

– Ты заслуживаешь худшего. Намного худшего, – прорычала я сквозь стиснутые зубы.

Она прокашлялась и откинула волосы.