Интимные места Фортуны - Фредерик Мэннинг

комок. Грохот приблизился. Один из снарядов ударил в молодежное кафе, и еще один угол здания разлетелся в щепки. От сотрясения остатки черепицы свалились на пол, обнажилась старая, истерзанная обрешетка кровли. Дальше здесь нельзя было оставаться, Берн чувствовал, что его колотит.

— В подвал! — крикнул он, и все, похватав винтовки и уже вынутые из ранцев бутылки с водой, неуверенными шагами двинулись вперед. Берн чувствовал, что задыхается. Снаряды рвались теперь уже по всей площади населенного пункта. А он не знал, как быть с эстафетным постом, и, чувствуя себя последним дураком, решился.

— Я следом за вами, — заорал он и, рванув так, как бегут, спасаясь от ливня, выскочил на улицу. Он свернул за угол и помчался с холма к блиндажу регулировщиков. На склоне, прямо за блиндажом, лежал убитый. Его каска валялась в стороне, а макушку снесло так, что видно было остатки развороченных мозгов. Колинкампсу, похоже, наступал конец, оттуда поднимались клубы дыма и пыли. Берн скатился по ступенькам в блиндаж. Он не сразу смог объяснить, за каким чертом его сюда принесло.

— Сержант, на улице лежит убитый, — пробормотал он.

— А какого хуя ты там делаешь? — откликнулся сержант. — Ты уверен, что он мертвый?

— Так точно, сержант! Ему полбашки снесло. Я с эстафетного поста, посыльный. Я подумал, лучше сообщить, что мы ушли из конюшни и переместились в подвал дома.

— Пойду гляну на этого парня.

Они быстро подбежали к лежавшему на дороге телу и, убедившись, что человек действительно мертв, оттащили его в сторону, затем вернулись в блиндаж.

— Я пошел назад, сержант.

— Лучше б подождал немного, — голос сержанта подобрел. — Вы же знаете, что не положено вам, ребята, ходить поодиночке. Вас должно быть двое.

— Мне лучше вернуться. Я просто не знал, стоит ли нам перемещаться, я первый раз выполняю работу посыльного. Пойду назад, посмотрю, как там мои приятели.

— Хорошо, — раздраженно ответил сержант, непонятно на что сердившийся. — Напишите на двери, где вы находитесь.

Продолжался яростный обстрел, особенно сильный в той части деревушки, что была ближе к Курселю, и дальше вдоль дороги на Майи-Майе. Выбравшись из блиндажа, Берн увидел взрывы возле склада, а прямо над головой рвалась шрапнель. Словно клочья медвежьей шерсти летят — отметил он для себя. Поминая Бога и черта, он направился в сторону Колинкампса, с трудом преодолевая короткий подъем. Пол-улицы было завалено кирпичом и обломками разбитых домов. Ярдах в шестидесяти от него одна из стен внезапно вспучилась и в следующее мгновение обвалилась. Но Берн не смотрел по сторонам. Он поймал себя на том, что снова и снова повторяет на солдатском жаргоне одну и ту же фразу: «Давненько не был я по уши в дерьме», не в голос, а мысленно. Угол его зрения, казалось, сузился до маленькой точки прямо перед ним. Подойдя к конюшне, оставленной ими, он направился прямо к двери, на которой Мартлоу прикрепил записку, под словами «ЭСТАФЕТНЫЙ ПОСТ» пририсовал грубую стрелку, неровными печатными буквами приписал: «В ПОДВАЛЕ» — и направился прямо туда. Спускаясь вниз, он подумал, что вход с учетом обстрела направлен не туда, куда нужно. Шэм и Мартлоу повернули к нему головы, но после света он едва различал в темноте их лица.

— Ну и как там сейчас? — голос Шэма был слегка сдавленным.

— Да ништяк там, — с горьким юмором ответил Берн.

Внезапно он почувствовал крайнюю усталость и опустошенность, сел, повесил голову и пустыми глазами, без единой мысли в голове стал глядеть в пустоту. Снаряды рвались еще какое-то время, но постепенно обстрел затихал, а потом и вовсе прекратился. У Берна появилось ощущение, что земля исходит паром.

Начавшийся мелкий дождик постепенно усиливался, наполняя тишину треньканьем капель. Подвал был уютным и хорошо обставленным, видимо, здесь находили убежище люди поважнее и позначительнее его теперешних обитателей. Единственным недостатком был вход, обращенный прямо на немецкие позиции, и, возможно, именно это неудобство заставило прежних владельцев распрощаться с ним. Но за время своего пребывания здесь они успели смастерить три кровати, закрепив деревянные рамы в двух футах от пола и натянув на них сетку для огораживания полей от кроликов, теперь выполнявшую функцию пружинных матрасов. Вход был завешен куском истертого вильсоновского брезента, и Берн, вспомнив, что видел в конюшне кусок толстой мешковины, предложил принести его и закрепить снаружи.

Они все вместе пошли в свое первое убежище. От конюшни почти ничего не осталось, кроме каркаса, редких досок кровельной обрешетки и нескольких чудом уцелевших на ней черепиц, которые не могли защитить от падавшего дождя. Они выдернули из балок и бревен несколько гвоздей, и Шэм с Мартлоу принялись крепить мешковину к дверному проему. Берн отошел в сторону и обнаружил в помещении подвала отдельную туалетную кабинку. Вернувшись с поста регулировщиков, он оставался молчаливым и задумчивым, так и не рассказав приятелям об убитом на склоне холма. Говорить вообще не хотелось.

— Берн стал таким разговорчивым, — кивнув в его сторону, сообщил Шэм, обращаясь к Мартлоу.

— А ведь не был таким болтуном, когда собирался на этот сраный пост, — поддержал Мартлоу.

— Был, был, — усмехнулся в ответ Шэм. — Потому и пошел туда.

— Если на то пошло, все мы тут болтуны, — примирительно проворчал Мартлоу.

В замечании Шэма все же была доля правды. Вскоре Берн подошел к ним и, проверив крепление занавески, зажег огарок свечи. Мартлоу послали наружу поглядеть, не видно ли оттуда света.

— Скоро нужно будет забирать донесение с передовой, — сказал Шэму Берн. — Думаю, я прекрасно смотаюсь туда один. Хочу попытаться раздобыть пару свечек у каптерщика.

— А я тогда потащу в Бригаду ночное донесение, — ответил Шэм.

Вернулся Мартлоу. Снаружи света не было видно, если занавеси опущены, и, разумеется, свет виден, если они откинуты. Занавеси располагались слишком близко друг к другу, так что вряд ли входящий будет поднимать и опускать их одну после другой. Берн сказал, что придется прикрывать или вовсе гасить свечу, когда кто-нибудь входит или выходит. Поскольку огарок был у них единственным, они загасили его и продолжали разговор уже в темноте. Фрицы подкинули еще три