Интимные места Фортуны - Фредерик Мэннинг

свист снаряда и взрыв, слившиеся практически воедино. В нескольких ярдах от траншеи вздыбился столб из дыма, камней и земли. Облепленные грязью, побледневшие, все трое застыли как вкопанные.

— Пора отсюда валить, — предложил Мартлоу срывающимся шепотом. Но пока он произносил эти слова, снова послышалось шипение, и землю потряс еще один взрыв, немного дальше от них. Они затаили дыхание. Берн глянул на Мартлоу, нижняя губа у него отвисла и слегка вздрагивала. Третий снаряд просвистел над ними и разорвался ближе к складу. Они окаменели в ожидании.

— Охуеть, как повезло, что первый снаряд пизданул не так близко. Иначе б нам крышка, — криво усмехнувшись, пробормотал Шэм немного погодя.

— Не ссы, малыш, — бросил Берн Мартлоу. — Того, который в тебя, ты не услышишь.

— Да мне по хую, — спокойно ответил тот.

— Похоже, ярдах в двадцати от траншеи, — сказал Берн, — но идти смотреть чегой-то неохота. Думаю, лучше нам свалить на Железнодорожную авеню. Кажись, фрицы хорошенько пристреляли Южную. И мне как-то не хочется попасть в такую жопу, как на Саквилл-стрите.

— Как знать, — задумчиво отозвался Шэм. — Может, и стоит рискнуть.

Они двинулись быстрым шагом и вскоре вышли из траншеи. Жирная грязь окопных брустверов замедляла их движение, но как только они добрались до дороги, идти стало легче. Берн разузнал у регулировщика, где находится эстафетный пост, и они свернули во второй двор по правую руку, однако там не было видно никаких признаков жизни. Дома на этой стороне улицы пострадали больше, чем на другой, от них вообще почти ничего не осталось. Большинство строений, выходивших на улицу, были сараями и конюшнями, по крайней мере, в этой части городка. Дома виднелись чуть дальше, почти на гребне холма. Не найдя никого во дворе, они покричали, из конюшни кто-то отозвался, и вскоре здоровенная деревянная створка ворот отворилась. В помещении обнаружились трое гордонцев, пребывавших в глубоком унынии. Однако это были очень приличные и вежливые ребята, только вот их лица, казалось, давно разучились улыбаться. Вообще, их вид говорил за то, что они давно заслужили себе право на отдых. Рассматривая цвета нашивок на ранцах и рукавах своих сменщиков, они пытались определить, по какому делу те прибыли.

— Пришли вас менять, — сказал Берн.

— Мы думать, никогда не придете. Видеть, проходили мимо какие-то парни…

— Ну, расслабляться-то еще не время, — бодренько сообщил Берн. — Нас отправили в траншеи и сразу же вернули назад. Если у них есть возможность сделать что-нибудь шиворот-навыворот, сделают, будь уверен. Такой уж обычай на военной службе. Ну а здесь-то как?

— Да все ништяк, — смиренно ответил гордонец.

— Я сам с собой поспорил, что ты именно так скажешь, — улыбнулся Берн.

Поглядывая на него с любопытством, они принялись собирать свое снаряжение и шанцевый инструмент, пристегивать фляги, паковать ранцы. Лямки они забросили себе на одно плечо, не надевая ранцы за спину, что было необычно: хотя в боевой обстановке командиры закрывали глаза на некоторые неуставные вольности солдат в отношении мелочей, но никак не в серьезных вещах. Наконец, подхватив винтовки, они направились к выходу.

— Ну, прощавайте. Счастливо вам, робяты, — на прощание сказали они и вышли.

— Удачи, — ответили заменщики будничным тоном.

Берн смотрел им вслед с легкой досадой. Он не завидовал тому, что им предстоял отдых, его больше интересовало, когда же всем им можно будет оставить за спиной всю эту срань.

— Прошвырнусь по деревеньке, гляну, что и как, — сообщил Мартлоу. — Я ж пока вам не нужен, тут вообще пока что делать нехуя.

— Валяй, — отозвался Берн, — далеко только не уходи и давай недолго там.

Он вернулся минут через двадцать, нагруженный всяческой вкуснотой. Приволок сладкого чая, четыре банки говяжьей тушенки, банку «Маконочи»[130], консервы из свинины с бобами, из тех, где свинины отродясь не бывало.

— Ухватил это у ребят из R.E.[131], — рассказал он со скромной гордостью. — Они снимаются с позиций, и у них полно барахла, которое им неохота тащить с собой. Можно было и больше взять, если нужно. Они так рады съебаться отсюда, что готовы отдать все, что у них есть. Теперь нам по хую, можем сегодня свой паек не получать.

— Ну и парень! — похвалил Берн. — Ты, брат, прямо хват!

Он подумал о том, что страстное желание R.E. убраться отсюда подальше вовсе не означает, что здесь по-настоящему тепленькое и уютное местечко. Шэм, в свою очередь, также произвел рекогносцировку и объявил, что всего в двадцати ярдах отсюда имеется приличный подвальчик под размолоченным вдрызг домом. В связи с этим Мартлоу закрепил на двери лист бумаги, на котором чернильным карандашом вывел большими печатными буквами слова «ЭСТАФЕТНЫЙ ПОСТ».

— Что ж, можно попить чайку и похавать консервов, — сказал Шэм.

Было только начало второго, они прекрасно закусили и, покуривая, бездельничали до тех пор, пока в начале третьего не пришло сообщение из траншеи. Его принес посыльный из постоянного состава связистов, с ним был и Пэйси. По существующим правилам послание должны были доставлять двое посыльных на случай ранения одного из них. Но на это правило частенько поплевывали из-за постоянной нехватки посыльных. С молчаливого согласия командования подразумевалось, что идет только один посыльный, и если в это же время поступит еще одно сообщение в ту или другую сторону, пост не останется без дежурного. Шэм и Мартлоу понесли сообщение в штаб Бригады на другой конец Курселя, а Пэйси и Хенкин, посыльный из постоянного состава, несколько минут просидели с Берном, травя байки.

— Похоже, вы тут не хреново затарились. Только вот фрицы все вокруг пристреляли, разве нет? — подвел итог Пэйси.

Выкурив по сигарете, Пэйси и Хенкин отправились назад в траншею, а Берн еще с полчаса сидел, задумчиво уставившись на дранку, торчавшую из-под обвалившейся со стены штукатурки. Вернулись Шэм и Мартлоу, и некоторое время они предавались пустой болтовне.

Внезапно весь воздух вокруг словно ожил, грохот взрывов заполнил, казалось, весь городок. На мгновение они окаменели от неожиданности. Со стены обвалилась оставшаяся штукатурка, поползла и осыпалась черепица с кровли. Трое солдат съежились, сжались в