Сплетая рассвет - Элизабет Лим
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Там, на вершине лестницы, стоял мой брат.
– Нет. Ты не настоящий.
«Помнишь, как мы сидели на пирсе, Майя? И я рассказывал тебе сказки о феях и призраках?»
– Помню.
«Я скучаю по тем временам. – Сэндо начал исчезать с лестницы, его голос звучал будто издалека. – Ты пойдешь со мной? Не покидай меня, Майя. Здесь так одиноко».
Пока я поднималась, звезды засветили ярче, и из-за тумана вышла луна – тусклый светящийся шар из блестящего белого мрамора, медленно восходящий навстречу солнцу.
А тем временем случилось нечто удивительное и ужасное. Комната изменилась. Серый неполированный камень исчез, наряду с сыростью и пылью от обломков снаружи.
Я очутилась дома.
Сперва я почувствовала его запах. Папиных благовоний: гвоздики, бадьяна, сандалового дерева… и корицы. Они всегда сильно пахли корицей. Я вдохнула, позволяя аромату наполнить меня до краев.
Затем резко повернулась. Нет, это не наша лавочка в Порт-Кэмалане. Здесь слишком просторно, слишком людно. Это Гансунь – теперь я увидела отца на крыльце, общающегося с заказчиками, Финлея в задней части комнаты, спорящего с нашим поставщиком из-за рулона бирюзовой парчи, на которой, судя по всему, были вышиты не те цветы.
В углу лежали мои пяльцы – ах, я почти доделала сумочку для леди Тайнак. Она хотела, чтобы я вышила на ней Трех Великих Красавиц. Мне все еще нужно было закончить Красавицу, играющую на лютне. Ее лицо было трудно шить… мне всегда плохо давались носы.
Но где же Кетон и Сэндо?
Я шагнула в отцовскую лавочку, проводя пальцами по нашим запасам шелка, атласа и парчи.
Должно быть, Сэндо где-то прятался, уткнувшись носом в книгу с узорами для вышивания. С приключенческим романом под обложкой, естественно.
– Майя! – раздался чей-то крик. Голос был низким и знакомым, но слишком далеким.
Я выглянула в окно лавочки и увидела ястреба. Его желтые глаза сияли так ярко, как два огонька. Он издал тихий крик, но, подхваченный ветром, он затерялся в небытии.
Мой страх полностью испарился и забылся, когда я прошла глубже в папину лавочку. Двигалась я медленно, осматривая все вокруг: чистые деревянные прилавки, зауженные штаны отца, синие фарфоровые вазы, полные свежих орхидей и лилий, атласные куртки, висящие на юго-западной стене.
А платья! Как минимум дюжина прекрасных платьев, готовых отправиться к новым хозяевам. Они были такими красивыми… С пышными юбками в форме фонариков и тонкими струящимися рукавами, отделанными расшитым шелком.
Помогала ли я их делать? Я не могла вспомнить.
Ускорила шаг. Нужно найти Сэндо. Где он? Вновь вернулся аромат маминого рагу. Он распространялся по всей лавочке, пробуждая голод. Я пошла на запах в прядильню, но Финлей отвлек меня от станков.
– Майя, – позвал он. – Пошли на рынок!
Я развернулась лицом к старшему брату.
– Сейчас?
– Конечно, сейчас. Оседлай ветер, Майя! Из Самарана пришла новая партия шерсти, и говорят, что она мягче, чем пушок на ногах верблюда. Если пойдем рано, то успеем купить ее раньше наших конкурентов. – Он выпятил челюсть, всем своим видом олицетворяя заботливого брата. – И ты сможешь показать мне того болвана, который, как сказал Кетон, постоянно пристает к тебе у храма.
Я улыбнулась.
– Я сама могу о себе позаботиться, Финлей. – Несмотря на искушение пойти с ним, я отошла. – Ты просто хочешь уйти из лавочки. Иди, я присоединюсь к тебе после того, как поздороваюсь со всеми.
Я протолкнулась мимо ширмы из палисандра, мимо комнаты с портными за прялками и зашла на кухню. Там мыл посуду Кетон. Несомненно, в качестве наказания за что-то, что он натворил утром. Из его заднего кармана торчал стебель сахарного тростника. Меня подмывало сказать, чтобы он спрятал его, пока мама не увидела: ей не нравилось, когда он потворствовал своей любви к сладкому. Но он не повернулся ко мне, так что я оставила его в покое и прошла дальше на кухню.
– Мама, – выдохнула я.
– Скоро будет готов обед, – сказала она, вытирая руки о фартук. Позади нее кипела большая кастрюля. Я вдохнула восхитительный запах курицы с капустой и соленой рыбой.
– Тебе нужна помощь? – спросила я.
– Нет, нет, – ответила мама, выливая рисовое вино в кастрюлю и накрывая ее крышкой. – Для этого у меня есть горничные. Они сейчас снаружи, пекут кокосовые булочки и картофельные шарики. Твои любимые.
Она начала жарить свинину с капустой и добавила посоленные яйца на сковородку. Брызнуло масло, в нос ударил дым. Я жадно втянула воздух.
– Проголодалась?
У меня заурчало в животе.
– Умираю от голода.
– Хорошо, – крикнула мама, чтобы перебить шум жарящегося мяса. – Проследи за тем, чтобы папа поел. Он так усердно работает, что забывает перекусить.
Она хихикнула и повернулась обратно к плите. Почему мне казалось, будто я годами не видела ее лица? Я почти не узнала ее: светлые веснушки на носу и щеках, слегка вьющиеся черные волосы, круглые, добрые глаза. Она шагнула ко мне, раскрыв руки для объятий.
Больше всего на свете мне хотелось прижаться к ней, но по какой-то причине я мешкала.
– Ты знаешь, где Сэндо?
– Наверху, – ответила мама.
В отцовской лавочке был второй этаж?
– Наверху?
Она сделала вид, что не услышала меня, помешивая кастрюлю деревянной ложкой, и предложила мне попробовать.
– Майя, подойди. Сними пробу.
– Позже, мам.
Я помотала головой, все еще думая об этом загадочном втором этаже. Но, выйдя из кухни, увидела лестницу. Она была крутой и неровной, и пришлось схватиться за перила, чтобы подняться. Ступенек оказалось куда больше, чем должно было быть. Они закручивались и вели прочь из магазина – так высоко, что я уже не чувствовала запахов маминой еды.
Мои ноги отяжелели, дыхание участилось. Но звук чьего-то пения и тихого треньканья лютни манил меня наверх, обещая, что эти поиски не будут напрасными.
Я начала подпевать. Мелодия была мне известна, но я вечно забывала слова.
Прямо как Эдан. Я покачала головой. «Кто, ради Девяти Небес, такой Эдан?»
Когда я наконец добралась наверх, песня зазвучала громче. Впереди простирался узкий коридор. Он выглядел знакомо, да. Справа находилась спальня родителей. А значит, спальня Сэндо…
Я повернулась налево и открыла дверь.
Пение прекратилось; мое сердце подскочило. Там стоял Сэндо. Живой. Дышащий. Невредимый.