Маэстра. Книга 2. Госпожа - Л. Хилтон

— Где камера? — медленно спросил он.

— Наверху, — ответила я, делая шаг назад и глядя на свисающие с люстры кости. — Думаю, вы хороший стрелок и сможете сбить ее одним выстрелом, но уже поздно. Как я сказала, видеозапись уже передана. Не в Сеть, имейте в виду, я ее просто сохранила. Так что выбор за вами.

— Ты что творишь? — прошипел он, словно забыв, что держит в руке пистолет, — видимо, ему было не привыкать. — Ах ты, сучка долбаная!

— Можете меня задушить или пристрелить. Что будет дальше — увидите сами. Из-за этой долбаной картины вы убили двух человек! Ах, простите, уже трех! Что ж, вот она, держите!

Я кинула пиджак на пол, медленно сняла майку через голову, бросила в сторону. Под майку пришлось надеть два спортивных бюстгальтера, чтобы картина поместилась. Махнув рукой на скомканную одежду рядом с телом Баленски, я заявила:

— Вот она, к вашим услугам!

— Я ни в коей мере не причастен к смерти Эдуарда Гиша, — сменил тактику Ермолов, — и понятия не имею, кто такая Маша. Меня такие… такие вещи не интересуют.

— Почему я должна вам верить? Зачем вы за это заплатили, если вас это не интересует? Зачем вы…

Мне стало нехорошо, и я прилегла рядом с телом Баленски. Ермолов отвернулся, принялся ходить взад-вперед по комнате, сжимая кулаки в карманах, словно плохой актер, который делает вид, что пытается принять важное решение.

— Я очень хотел бы чего-нибудь выпить. Не составите мне компанию?

— Возможно. Да. Спасибо.

— Тогда, возможно, вы для начала могли бы отключить камеру? — вкрадчиво и хрипло произнес он голосом опасного безумца. — Вам не грозит опасность. А потом я налью вам чего-нибудь выпить.

Теперь мы оба пытались насмешить друг друга, не понимая, каков будет следующий ход противника.

— Мне нужен мой телефон. Вон там, в сумочке.

Вытерев руку о брюки, я позвонила на второй телефон, подав сигнал остановить таймер и прервать вещание. Ермолов с интересом наблюдал за моими действиями. Я послала сообщение Йоване.

Она тут же ответила.

Я убрала телефон и снова легла на спину, прикрыв глаза. Ермолов ушел далеко, может, вызывает подкрепление. А может, вернется с зенитной установкой и «железной девой», я бы все равно не заметила. Он знал, что это подделка! Он все знал! Так зачем все это? Где-то в глубине дома хлопнула дверь, и я вспомнила, как Карлотта не могла найти чай на собственной кухне.

— Вот, держите, — сказал Ермолов, протягивая мне холодный стакан с любимым напитком Елены.

— Спасибо.

— Итак, — начал он, прикурив и протянув мне пачку, — расскажите об этом фильме, — произнес он все тем же безумным, отстраненным голосом.

— Я заказала его для вас, — ответила я, глубоко затянувшись и наслаждаясь ледяным обжигающим напитком. — Либо это произведение искусства, либо улика. Названия пока что нет. Если хотите приобрести — цена двести тысяч евро. Плюс мои комиссионные, десять процентов.

— Вы сказали, что видео шло в прямом эфире. Свидетели?

— Да. Вы наверняка слышали о таком жанре фотографии как социокритика? Свидетели — художники. Они думают, что видели постановочное действие о том, как сила денег подчиняет себе материальную реальность. Ну или что-то вроде того. Сюрреализм, короче говоря.

— Вот как… — протянул он, и я подумала, что звучит это все и правда немного безумно.

— Так что вы покупаете запись, уникальное произведение искусства. И выполняете мое второе условие: Боттичелли достаются вашей жене. Ваш ход.

— И почему вы это делаете?

— Хочу, чтобы вы перестали лезть в мою жизнь. Оставили меня в покое, как я уже говорила вашему другу. Перестали убивать людей.

— Это смешно. Я никого не убивал! Ни эту вашу Машу, ни Гиша!

— Вы разгромили мою галерею в Венеции! — воскликнула я, перегнувшись через тело Баленски, чтобы достать пепельницу и использовать ее по назначению.

— Зачем мне это?

— Чтобы припугнуть меня! Чтобы получить картину!

— Подделку под Караваджо? Мне ни к чему, это ему она была нужна.

Баленски и правда выглядел напуганным, разъяренным, сбитым с толку, а вот Ермолов — нет. Он откровенно скучал. Скуку очень сложно изобразить, обычно люди всегда перегибают палку. Внезапно я осознала, что он действительно говорит правду.

Завышенное ощущение собственного статуса. На своем нелегком творческом пути, со всеми его взлетами и падениями, Караваджо всегда относился к успеху как к рамкам, ограничивающим художника. Удовлетворенное желание для него становилось достойным презрения. Клаустрофобичное пространство его картин, сведение целого мира к стенам одной комнаты — все это лишь трюки, которые пытаются убедить нас в том, что мы видим вещи такими, какими они являются. Нет ничего, кроме этих замкнутых пространств, поэтому наши глаза наверняка не обманывают нас, думаем мы. А потом созерцание настолько поглощает нас, что мы становимся слепы к тому, что происходит на его полотнах на самом деле. Живопись — обман. Будьте осторожны, не все есть такое, каким кажется. Откинув голову назад, я на мгновение вспомнила килим в моей венецианской квартире. Нет. Мне на ум вдруг пришла вычитанная где-то мысль о том, что момент коммуникации в произведении искусства проявляется как внезапно выступившая на поверхности души выпуклость. Все же было совершенно ясно, очевидно до идиотизма! С того самого дня в Париже, когда Рено придушил Монкаду, я всегда ставила себя в центр событий, а на самом деле была лишь спутником, вращающимся на периферийной орбите совершенно иной реальности! Другие — Казбич, Баленски, Ермолов, сам Монкада — играли по другим правилам. Поверхность оказалась загрязненной, и я не смогла разглядеть правду.

Я застонала. Лучше бы Баленски застрелил меня! Я все неправильно поняла, совершенно все!

Рассказ Ермолова занял несколько часов. Он говорил, а я слушала, и мы оба лежали на боку, подставив руку под голову, словно римляне на празднестве. Огромный дом, который поначалу показался мне таким зловещим, сейчас, когда мы лежали на теплом полу со стаканами с водкой, казался уютным, словно укрытый снежным одеялом кокон. Все было очень мило, но, слушая рассказ Ермолова, я чувствовала, как съеживаюсь и делаюсь крошечной от осознания собственного тщеславия.

— Я давно знал, что Баленски и Казбич меня обманывают, — объяснил мне Ермолов.

— Это я поняла. Для начала Баленски купил у Казбича подделку Ротко.

— То есть это вы заметили? — Ермолов вежливо сделал вид, что поражен моими способностями. — Отлично!