Под чужим знаменем - Игорь Болгарин

– Та-ак, – нахмурился Фролов. – Где он живет?

– На Лыбедской… Значит, так. Надо пройти по Анненской, свернуть на Левашовскую… Нет, вы не найдете! Я покажу! – старательно пытался теперь помочь чекистам Преображенский.

– Другой ключ от сейфа у кого? – все так же угрюмо спросил Фролов: в его душу закрадывалась тревога.

– Другой ключ? – удивленно переспросил Преображенский, словно никак не мог понять, при чем тут какой-то ключ, если исчез, может быть, погиб человек, но затем он стал словоохотливо объяснять: – Ах, да! От сейфа? Видите ли… да, действительно было два ключа. Но Василий Васильевич, он такой рассеянный…

– Вы, пожалуйста, покороче, – попросил Фролов.

– Василий Васильевич один ключ совсем недавно потерял, – пришел на помощь Преображенскому Басов, – и стал пользоваться тем, что находится у коменданта штаба.

– Не знаете, может быть, он вчера сдал его коменданту?

– Разрешите, я проверю, – предложил Преображенский, ему хотелось что-то делать, как-то действовать.

Фролов кивнул.

Преображенский торопливо вышел, следом за ним, повинуясь взгляду Фролова, шагнул один из чекистов.

Ждать пришлось недолго – вскоре они вернулись. Преображенский растерянно развел руками и огорченно доложил:

– Нет, вчера Василий Васильевич ключ не оставлял.

Больше ничего не оставалось – надо было искать Резникова.

Фролов оставил Сазонова сторожить сейф, а сам вместе с помощниками, в сопровождении растерянного Преображенского, отправился на Лыбедскую.

Они прошли по безлюдным, мощенным булыжником Анненской и Левашовской, пересекли пустырь и оказались возле небольшого кирпичного домика с темными оконцами. На город опустились зеленые сумерки.

– Здесь! – показал на домик Преображенский.

Фролов бесшумно поднялся на крыльцо. Внимательно осмотрел дверь. Толкнул. Она с тонким жалобным скрипом открылась. Вспыхнул фонарь. Тонкий луч заскользил по стенам коридора, затем по комнате… Вот в световом овале оказалась высокая, из цветного стекла, керосиновая лампа. Фролов зажег ее. Передал фонарь пожилому чекисту, коротко приказал:

– Осмотрите чердак!

Остальных двух чекистов он направил к соседям Резникова. Они должны были выяснить у них все подробности его жизни, привычек, установить, кто к нему ходил, с кем он водил знакомство. Фролов подчеркнул, что в таких делах нет мелочей, что нужно не допрашивать, а беседовать, и тогда соседи обязательно что-то вспомнят, расскажут! А сам стал внимательно присматриваться к обстановке в комнате. Ничего особенного – стол, кровать, стулья. Но вот взгляд его задержался на лежащем на боку стуле, очевидно, опрокинутом впопыхах. «Это уже что-то значит», – с привычной деловитостью отметил он. Затем тщательно осмотрел стены, углы комнат, пол, пытаясь найти еще какие-нибудь следы. Он знал по опыту цену каждой мелочи, которые при правильном, умелом осмыслении могут рассказать многое. Но больше ничего примечательного он в комнате не обнаружил. В остальном, в общем, был порядок, неуютная, холостяцкая чистота.

– Товарищ Фролов! – донесся из коридора голос пожилого чекиста. – Подите-ка сюда.

Фролов прошел в коридор, следом за ним – неуверенной походкой Преображенский. Пока осматривали жилище Резникова, он бесшумной и почтительной тенью ходил за Фроловым, ожидая от того незамедлительного ответа на все смутившие его покой вопросы. Собственно, и вопросов этих было немного: жив ли Резников? Убит ли? И почему заинтересовались его сейфом? Он пытался прочесть на лице Фролова хоть что-нибудь, но лицо у того было бесстрастно-каменным.

И тут Преображенский вдруг увидел в световом пятне нож и обрадованно закричал:

– Смотрите!

Фролов присел на корточки возле ножа и внимательно его осмотрел. Нож был короткий, с наискось спиленным острым лезвием, с рукояткой, обмотанной кожей, – обыкновенный сапожный нож. «Откуда он у Резникова дома? Почему на полу?» – мгновенно промелькнуло в мыслях у Фролова.

Чекист прежде всего должен замечать то, что ему непонятно. А здесь много было непонятно.

Сидя так, на корточках, Фролов взглянул на входную дверь и защелку замка. Попросил посветить ему. Преображенский поспешно поднес резниковскую лампу к двери. Дверь оказалась старой, сильно разбухшей. Фролов внимательно осмотрел замок, узкое отверстие для ключа, защелку. И сквозь зубы сдержанно хмыкнул, вынул чистый носовой платок из кармана и осторожно, боясь дотронуться до ножа, завернул его.

– Ну что ж, пошли! – недовольно сказал он сотрудникам. – Квартиру заприте и опечатайте.

Ему было ясно, что ничего особенного, никаких мелочей или следов он больше здесь не обнаружит.

– Простите. Вы думаете, что убийство? – тихим голосом спросил еще больше присмиревший Преображенский. Его поразил нож, с такой тщательностью завернутый в платок.

– Нет, я так не думаю, – сдержанно ответил Фролов.

– Но… этот нож… – еще более растерялся Преображенский.

Фролов усмехнулся. Пожал плечами. И бесшумно шагнул в темень. За ним – с готовкой поспешностью и Преображенский.

За то время, пока они находились на квартире Резникова, небо вызвездило. В окнах светились тусклые огни – город еще не спал.

Едва ли не около полуночи чекисты с Фроловым вернулись в штаб армии.

Сазонов все так же недвижно сидел в кабинете Резникова, возле сейфа.

Вызвали коменданта штаба, потом разыскали и привезли сонного слесаря, который больше часа угрюмо колдовал над сейфом. Наконец толстая, ленивая дверца с бесшумной тяжестью открылась. Внутри шкафа зияла пустота.

– Здесь ничего нет! – угрюмо сказал Фролов.

Чекисты молчали – это в какой-то степени их провал. Басов и Преображенский растерянно переглянулись. «Батюшки-светы, да как же так?» – было написано в глазах Преображенского, Басов тихо пробормотал:

– Да этого не может быть… Эт-то невозможно!.. Вчера вечером Василий Васильевич на моих глазах положил сюда карты Киевского укрепрайона и последние донесения с фронта. Это какая-то мистификация…

– Я тоже… тоже это видел, – подтвердил Преображенский и, не вытерпев, перегнулся через плечо Фролова и заглянул в сейф.

Сейф зиял черной равнодушной темнотой.

…Несмотря на позднюю пору, Лацис спать не ложился, ждал Фролова. Надеялся на добрые вести. Он не привык проигрывать. Но по виду Фролова, по усталой его походке понял, что произошло то, чего он боялся больше всего и к чему все-таки не хотел быть готовым. Щукин перехитрил его. Донесение Кольцова опоздало. Опоздало на сутки, а может, и того меньше… Время выиграло схватку…

– Ну и что ты думаешь по этому поводу? – спросил Лацис, с трудом пряча свою огорченность.

Фролов сел в кресло, склонил голову и долго сидел так, молча. Затем стал тихо рассказывать: