Корона Тафелона - Наталья Авербух

— Они самые, — кивнул Кабан. Ему осталась одна доверху нагруженная телега и выглядел он весьма довольным. — Через пяток дней золото привезут, ты уж не сомневайся. У меня всё без обману.

— А не привезут, мы и без него повеселимся, — посулил Нэндру, одаривая Кабана тяжёлым взглядом. Но тот только заулыбался, вроде как заискивающе, а вроде как и нет. Жуга бы немного дал за того человека, который задумал Кабану-то грозить, но Нэндру, может, этого ещё не знал.

— Давай возвращаться, — предложил Кабан. — Пировать будем, а? Вино ещё осталось, а там и новое привезут.

* * *

Жуга и раньше-то не сказать чтобы много бездельничал, а теперь по сторонам-то смотреть некогда оказалось. Чужаки-то теперь стали каждый день с утра биться друг с другом — не всерьёз, а для выучки, и Жугу тоже гоняли. То подай-принеси-не мешай, а то принимались за свои мучения. Уставали если или так, поглумиться хотели, развеяться. На коня усадят и кричат — спину не так держишь, ноги не там, руки не туда. Упал, получил оплеуху, дальше лезь, если плетью не хочешь. А то палку дадут уж не просто махать, а тоже кричат. Спину выпрями, ноги согни, нет, не так, а плечи зачем задрал?! И сразу палкой тычут туда, где неправильно. Или дротик дадут — кидай, говорят, да чтобы в то полено попадал. И так с утра, аж до завтрака, потом поесть и снова гоняют. То сядь, то встань, то прыгни, то пробеги. То через тын перелезь. А сбежишь, к мамане там или так отдохнуть, поймают, дурь выбьют, и дальше гоняют. Других-то мальчишек отгоняли. Даже издалека посмотреть не позволяли. Увидят если, плетьми гонят, да не как Жугу, а до мяса бьют. Вскоре Жуга и сам от пришлых-то не отходил. Мальчишки-то в него камнями начали бросаться, ежли одного встретят. Он даже думал — сказать, может, пришлым, потом понял — ещё и сами добавят, что постоять-то за себя не может.

Но всё ж не пропустил телегу-то с золотом. И впрямь через пять дней приехала. Другие мужики привезли, но похожие на тех, что добычу-то из лесного селища вывезли. Тоже одетые в одну только кожу, и говорят как взрыкивают. Вроде и понятно, а вроде нет. Жуга поближе-то подобрался и подслушал, что они говорят. Мол, вот Кабану обещанное, что за награбленное добро выручили, и теперь-то они вроде как с ним рассчитались за то, что он лес от их врагов-то расчистил. Больше они ему помогать ни в чём не станут. Кабан на это только засмеялся, а один мужик, матёрый, косматый, вдруг добавил, мол, чужаки его свояка убили, так он того, кто его шкуру-то взял, найдёт и накажет. Кабан-то заспорил, они тоже разозлились, сошлись потом, что мужик пусть как хочет делает и, если что не по нему выйдет, пущай на себя пеняет, на Кабане крови не будет.

Так и вышло потом — как-то вечером Хорэту и ещё один вечером в дом Кабана пришли искусанные и шкуру волчью на пол бросили, всю изорванную да окровавленную. Не повезло, видать, тому мужику. Подстерёг, небось, они же без брони-то ходили по поселению, да только не помогло.

Жуга долго думал о том, что же случилось. Выходило так, что оборотни, видать, в ссоре были. Вот Кабан и подстроил, что одних пришлые убили, а другие на их место смогли прийти. Они же охотятся, им место да дичь нужна. Сейчас звери от шума-то разбежались, но ведь вернутся. Получается, Кабан за всех решил. Пришлым — добычу, оборотням — лес и убийство врагов. И себя, видать, не обидел.

Золото пришлые между собой поделили. Нэндру каждому его долю выделил. А часть Кабан себе забрал. Кто-то из пришлых припрятал, кто-то Кабану отдал, кто-то и вовсе девкам швыряться начал. А куда девкам-то золото? У них в лесах такое без надобности. Они и принесли всё Кабану. Тот припрятал и перстни припрятал, которые девки да бабы от пришлых получили, а сам платков взамен раздарил да бус медных, да поясов узорчатых.

Мирно прожили всю осень и зиму до самой зимы. Да и то сказать, кому на таком холоде сражаться-то захочется? Студёно было — будто отвернулось от них ясное солнце. Старики-то ещё в родном селище Жуги говорили, ежли такой мороз, надо к небу ребятишек-то послать, дескать, увидит их небесный старик да и разжалобится, солнцу силу вернёт. Жуга тогда-то не понимал, как это — послать на небо, теперь-то догадывался. Это их в огонь живьём кидают, чтобы с дымом вверх взлетели. Говорили, в иные годы князья от каждого селища по ребёнку собирали и всех их вместе Крайвите, Князь-Жрец общий, в жертву-то и приносит. Брр. Ещё говорили, что бывают и другие жертвы. Можно, к примеру, вражьего воина наверх послать, но этому ещё долго до огня мучиться приходится, воину ведь и почёт больше.

Если Князь-Жрец этой зимой гонцов к небесному старцу-то посылал, то без их поселения обошёлся. Жуге и без того забот хватало. Мороз такой, а Нэндру его каждое утро из дома в одной рубахе выгоняет. Ещё и покрикивает, мол, терпи, щенок, в тепле пусть мужики отлёживаются. А он-то, Жуга, кто? Мальчишка простой, даже не отрок, куда там ему до мужика. Но приходилось терпеть.

А как весной снег сошёл да дороги перестало развозить, Кабан снова к Нэндру пришёл. Жугу на сей раз выгнали, что-то долго за запертой дверью обсуждали, а потом готовиться стали — пуще прежнего. И не только чужаки, ещё мужикам Кабан велел не спорить, пахоту бросить да телеги в дорогу готовить. И ничего не объяснил. Жуге-то справили новое седло, как у чужаков, да пуще прежнего принялись над ним-то глумиться. То службу требуют, а то развлекаются. Посадят на коня, да велят вперёд ехать, а сами мимо проезжают и копьями тычут. Хорошо хоть тупым концом! Не успел уклониться — собьют с коня, плетью добавят и велят снова пробовать. Жуга синяки-то и не считал теперь вовсе. Бывало, чёрный весь от них делался. А хныкать нельзя. Некому его теперь жалеть, раньше хоть маманя жалела. Кое-как притерпелся. Понял, если всё как велят, делать, так и получится.

А потом его до света Нэндру пинком разбудил, раньше прежнего. Жуге и объяснять ничего не надо. Собрался да со всеми на коня своего сел. Теперь-то они ему поводья в руки дали. Сказали — свалится, подбирать не станут. Ну, Жуга-то и старался, чтобы не свалиться.

Кабан с ними поехал и мужиков несколько. С телегами опять же. Ехали долго, сперва на восход, потом на полночь. Жуге-то ничего говорить не стали. Ехали, ехали, потом по лесу пробирались. А потом Нэндру опять со своими поговорил. Кто спешился, коней в сторону отвёл, кто верхом остался. Шлемы все надели, сбрую проверили. Нэндру подозвал Жугу-то да и сказал коротко. Верхом поедем, за мной, мол, держись, делай, что велят, глядишь, и жив останешься. Кабан его благословил. Жуга думал — поедут теперь вперёд, но нет. Нэндру в сторону куда-то поехал и с ним чужих-то десять, не больше. Выбрались поближе к открытому месту, а там… вроде как селище посредь дороги — с тыном, с воротами, — а вроде как и нет. Тын повыше да покрепче. Дома из-за него тоже повыше виднеются. А на воротах голов нет, вообще никаких. Зато на самом высоком доме вроде как шест укреплён и на нём что-то вроде плоского такого… не то круга, не то яблока. Как дети на земле рисуют.[35] А ещё на другом здании тоже шест и на нём полотно развевается. Красное как кровь и на нём олень вышит золотом[36]. День-то ветреный был.