Когда замуж, Инка? - Лиззи Дамилула Блэкберн

если честно, Инка, в этом нет ничего страшного. – Он засовывает руки в карманы. – Это ты прости мне мою… заносчивость. Да, заносчивость, – повторяет он, видя, как я хмурюсь. – Я очень старался, чтобы между нами все опять стало как раньше… Знаю, я тебя напугал своим признанием, что ты мне нравишься.

– Теперь это в прошлом. – Я с улыбкой киваю в сторону стоящей в нескольких метрах от нас Ванессы. – Она симпатичная, правда. Давно вы вместе?

– Да, она прелесть! – расцветает Дерек. – В это воскресенье будет два месяца.

– Знаешь, Дерек? Я скучаю по нашим прежним тусовкам. Мы можем вернуться к нормальным отношениям?

Дерек протягивает мне руку.

– Вполне.

Помирившись с Дереком, я быстро нахожу Донована. Он опять сортирует листовки в компании подростков в спортивных костюмах, пользуясь той самой системой, которой я их давным-давно научила.

Я подзываю Нану. Донован, работая, подпевает «Господнему плану» Дрейка, и я не могу не усмотреть в этом иронии.

– Стоит отвернуться, как ты уже здесь! – Донован спешит меня обнять. Мы не виделись с прошлого четверга, когда я испортила своими слезами и соплями его толстовку.

– Знакомься, это Нана, моя подруга.

Нана протягивает ему руку.

– Так вы и есть Донован…

Он хмурится.

– Кем же еще мне быть, сестра? – Она тоже оказывается в его объятиях.

– Я тоже поклонница этого альбома, бро, – говорит Нана, указывая на принт у него на майке.

– Ты слышала про Black Star?[27]

– Кто же о них не слышал!

Как я и ожидала, Донован, беседуя с Наной, поглядывает на меня. Наконец он снова меня обнимает, крепко стискивая мне плечи, и от этого у меня сильно колотится сердце.

– Простите, надо ответить. – Нана показывает свой вибрирующий телефон и отходит.

– Ну, как прошел первый сеанс? – с прашивает меня Донован.

При виде его мускулистых рук я чувствую, как у меня вспыхивают щеки. Ту же реакцию у меня вызывает Майкл Бакари Джордон[28], но то на телеэкране…

– Ну как тебе сказать… Неплохо. – Как я не замечала, до чего у него длинные ресницы? – Ты был прав: Джеки – специалист, каких мало.

Донован довольно крякает.

– Пользуйся! Теперь ты согласна, что психотерапией не стоит пренебрегать?

Я выпячиваю губы.

– Пока еще рано судить…

– Не забывай: что вложишь – то и получишь. Что с предложениями работы? Не буду скрывать, мне жаль, что ты не успела к сроку, поставленному Sanctuary…

– Не успела к сроку?.. – переспрашиваю я в тот самый момент, когда возвращается Нана.

– Извините, – говорит она. – Это твоя соседка…

– Какая еще соседка?

– Говорит, ты заблокировала своей машиной ее. Нам надо спешить домой.

– Откуда у моей соседки твой номер? – непонимающе спрашиваю я.

Но Нана не слышит – обнимается на прощанье с Донованом.

– Между прочим, – говорит она ему, отстраняясь и оглядывая его с головы до ног, – у тебя подходящий рост. Не желаешь поработать манекенщиком на показе моделей?

Первая мысль, посещающая меня перед домом: Как моя машина может блокировать соседскую, если та вообще неизвестно где?

Я поворачиваюсь к подруге.

– Что происходит, Нана? Сегодня вечером я собиралась поработать волонтером…

– Брось, – отвечает она. – Ты собиралась провести время с Донованом.

– ЧТО? – Я распахиваю входную дверь, готовая перечислить хоть сто две причины, почему я его на дух не выношу, но вдруг слышу голоса.

– Час от часу не легче! – Я хватаю Нану за руку с сильно колотящимся сердцем. – В доме чужие!

Но кухонная дверь открывается, и я с удивлением вижу Рейчел.

– Наконец-то! Почему так долго?

У меня никнут плечи. Как я по ней соскучилась!

– Пока что помолчи. – С этими словами она сторонится, и я вижу Олу, сидящую за столом. – Не собираюсь быть посредницей, но через два месяца у меня свадьба. Нана говорит, что вы с Олой друг дружке даже не звоните. Я не стану принимать ничью сторону, максимум, что в моих силах, – заманить вас в один угол.

Я медленно вхожу в кухню и останавливаюсь напротив Олы.

– Мы с Наной выйдем, а вы поговорите. – Рейчел кладет на стол ключ Наны.

Я жду, пока Нана и Рейчел выйдут. Рейчел напоследок стискивает мне плечо.

Я поворачиваюсь к Оле. До чего у нее грустный вид!

Мне хочется попросить у нее прощения и свернуть тему. Но, подумав секунду-другую, я принимаю иное решение. Нам пора побеседовать честь по чести.

Я сажусь напротив нее и представляю, что нахожусь в комнате Джеки с диваном цвета морской волны, теплым светом, юккой в углу; от всего этого я чувствую у себя внутри перемену. Я первой беру слово: убеждаю Олу, что мне стыдно за то, что я разболтала ее тайну, стыдно за свое недостойное поведение. Говорю, что расплачиваюсь за поступки ее матери по отношению к ней, что мне очень трудно ходить на цыпочках и горько сожалеть о всех своих проступках. Признаюсь, что ужасно скучаю по ней – двоюродной сестре, которая всегда за меня вступалась, вплоть до того, что не позволяла обсчитать меня на каких-то полфунта…

Ола уже с трудом сдерживает слезы. Я глажу ее по руке.

– Мы годами не были друг с другом откровенны, правда? – спрашиваю я шепотом.

Следующие несколько минут Ола изливает мне душу, а я слушаю, не смея ее перебить и не отпуская ее руку. Она рассказывает про свой брак, про то, что чувствует себя женой только по умолчанию, что они с Джоном не были бы вместе, если бы она не забеременела. Она признается, что ей очень трудно доверять людям, что она постоянно следит за каждым шагом Джона и что это сильно мешает их браку. Джон не перестает заверять ее в своей любви; да, предложение на пикнике – правда, но она никому об этом не рассказывала, потому что сомневалась в его любви.

– Сколько Джон меня ни уговаривал, – всхлипывает она, – я не могла отделаться от мысли, что он любит меня только как мать своих детей, что я – не любовь всей его жизни. А недавно он сознался, что тогда, давно, ему нравилась ты, и я почувствовала страшную неуверенность. Почему, по-твоему, я отказалась от парика? – Она тянет себя за тугой «хвост». – Знаю, это звучит глупо, но я никогда не была уверена в себе. Даже в детстве. Думаю, в этом виновата моя мать.

– Мне знакомо это чувство, – говорю я дрожащим голосом. – Только у меня это касается того, в отношениях я или нет. Знаешь, моя мать сравнивает меня и с тобой.

Теперь у меня дрожат губы, сжимается сердце. Хватит! Я вскакиваю и обнимаю