Франкенштейн в Багдаде - Ахмед Саадави

Меня продержали в заключении несколько дней, пока их специалисты штудировали мой незаконченный роман. А утром снова вызвали в кабинет и, ничего не объясняя, попросили подписать бумагу, лежащую на столе следователя, даже не дав ее прочитать. Я хотел было запротестовать, но испугался, что снова буду брошен в камеру с отсыревшими стенами, где невозможно дышать. Я молча подписал. Мне вернули личные вещи, за исключением рукописи. Ее конфисковали, запретив мне дописывать текст и вообще как-то распоряжаться им.

Они выпустили меня, не проверив как надо паспорт, который я им предъявил. Он был фальшивый. Таких у меня лежало много, они позволяли мне беспрепятственно перемещаться по Багдаду, легко проходить через все пропускные пункты и спокойно переживать встречи с вооруженными отрядами самообороны различного толка, которые не ладили между собой.

«Какие-то ненастоящие следователи», – подумал я по дороге в гостиницу. Не очень-то они старались докопаться до правды, как будто выполняли рутинную, навязанную им работу.

Я снова сел за компьютер и приступил к восстановлению текста. Через несколько дней пришло очередное сообщение от «второго ассистента», к которому были прикреплены копии страниц моего дела и постановление об освобождении. Как ему удалось заполучить их?!

Я быстро пробежал файл глазами и похолодел – меня приказывали снова задержать! Уж в этот раз со мной церемониться не будут!

Я наспех собрал вещи, рассчитался с хозяином и опрометью выбежал из гостиницы. Уже в такси, вспомнив о поддельном паспорте, который показывал им, я приоткрыл окошко и выбросил его прямо на ходу. Теперь им не удастся меня поймать, меня бесполезно искать, так же как Франкенштейна!

1

– Дылду убили! – радостно воскликнул Абдулла, распахнув дверь в комнату Махмуда, который еле уснул вчерашней ночью, зачитавшись допоздна.

После возвращения в аль-Джидейду он только и делал, что сидел, пока глаза не слипнутся, над книгами, которые, как оказалось, он покупал стопками, но не успевал одолеть. Отыскал он и те прочитанные книги, которые ему захотелось пролистнуть еще раз. Таким образом он нашел благовидный предлог, чтобы сидеть дома и никому не попадаться на глаза, успокоив мать, которая боялась, что Дылда, ровно год назад поклявшийся убить Махмуда, если встретит его в аль-Амаре, выполнит обещание.

Скорее всего Дылда забыл об этой клятве. Такие, как он, разбрасываются пустыми угрозами направо и налево, а через некоторое время даже не помнят, как запуганных ими людей зовут. Махмуду же нравилось вести затворнический образ жизни. Он действительно находил в нем успокоение после сумасшедшего ритма большого города. Матери нечего за него волноваться. Он никому не будет создавать проблем.

Так прошло около двух с половиной месяцев. Но с убийством Дылды этот период его жизни закончился.

На скоростном шоссе группа вооруженных людей преградила путь кортежу Дылды, возвращающемуся из провинции Васит, и встретила их шквалом из свинца. Погиб не только Дылда, но и его водитель, а также сопровождающие. Неизвестных, воплотивших в жизнь идею о правосудии улицы, не нашли.

Махмуд вспомнил свою теорию о трех видах правосудия, в которой к тому времени уже полностью разочаровался. Кругом царил хаос, никакой логики в происходящем не было. Он сделал глубокий вдох и со стоном выдохнул. Наконец-то он избавился от этого тяжелого камня на сердце.

Теперь он мог выходить из дома, не причиняя боли матери, которая уже не переживала за его жизнь. Он вышел за ворота и пошел пешком, не имея представления, куда направляется. Уже на центральной улице города он вспомнил, что давно не проверял электронную почту. Наверняка скопилось много новых писем.

Махмуд сел в автобус, идущий к рынку. Заметив в нем старых приятелей, он, сам не зная почему, приободрился, подошел к ним и горячо пожал всем руки. Свое хорошее настроение с происшествием на шоссе Махмуд не связывал.

Когда в интернет-кафе Махмуд открыл почту, обнаружил сто восемьдесят непрочитанных сообщений. Среди спама попалось на глаза письмо от Хазема Аббуда. В него был вложен десяток красивых фотографий, снятых в различных провинциях и деревнях, – пейзажи, старые лавки, исторические памятники. В самом письме Хазем объяснял, что, поскольку работает с американскими военными, попытается получить в Америке убежище. Домой он вряд ли вернется, там отряды самообороны устроили чистку. Махмуд подумал, что Хазем преувеличивает и просто ищет оправдание для того, чтобы исполнить свою давнюю мечту – переехать в Америку. Было очевидно, что Хазем шел к ней долгие годы и наконец достиг желаемого.

Махмуда заинтересовало другое письмо. В нем содержалось предложение от одной из крупных столичных газет поработать корреспондентом в Майсане. Еще одно письмо было от неизвестного лица. Каково же было его удивление, когда, открыв его, он увидел внизу подпись Наваль аль-Вазир. Она писала, что много раз пыталась дозвониться, но тщетно, затем случайно нашла под одной из его статей в журнале «аль-Хакыка» адрес этой электронной почты. В конце она оставляла свой новый номер телефона. Письмо заканчивалось так: «Обязательно позвони мне, Махмуд!»

Махмуд был в замешательстве. Ему тут же захотелось схватить мобильный, набрать этот номер и услышать ее голос. Он действительно сильно скучал по ней. Но то, что ждало Махмуда в письме, заставило его забыть обо всем. Оно было от Али Бахера ас-Саиди. Махмуд сначала пробежал его глазами – строчки устремлялись далеко вниз. Ас-Саиди нужно было потратить изрядно времени и сил на него. Махмуд прилип к экрану и погрузился в чтение.

2

Дружище Махмуд!

Как у тебя дела?

Я сто раз звонил тебе, но твой телефон выключен. Я немало беспокоился, услышав от друзей, что тебя вызывали на допрос. Что за звери! Я боюсь, что они такое обо мне тебе наплели, что мнение твое обо мне изменилось и мне вовек теперь не отмыться. Дорогой друг! Со мной столько всего приключилось! В первую очередь – моя мать, ее убили на шоссе близ ар-Рамади. Вместе с ней лишили жизни моих несчастных сестер! У нашего разоренного государства я не взял ни копейки, не воровал ничего я и у американских оккупантов. Я угодил в ловко расставленные сети и был вынужден спасаться от правосудия бегством. Меня выдавливали из страны за то, что я имел истинно патриотические планы. Они знали, что что-то готовится, что столкновение неизбежно, поэтому и закусили мной, прежде чем я смог вцепиться в них бульдожьей хваткой.

Ты, наверное, мне не веришь? Но позволь тогда спросить тебя. Хоть раз ты ловил меня на лжи? Не помогал ли я тебе двигаться вперед? Обидел ли я тебя или кого-то другого чем-то? Разве не старался я помогать людям? Вспомни все и подумай еще раз.

Возможно, ты спрашиваешь себя: зачем ему утруждать себя, описывая все это? Какой интерес мне переубеждать тебя? Мне плевать на слухи, что обо мне распускают, я переживу, что репутация моя в журналистике подпорчена, что меня объявили преступником международного масштаба и теперь меня разыскивает Интерпол. Справлюсь и с этим! У меня стальное сердце, мальчик мой, я готов сражаться и дальше с этими подонками. Победа будет за мной! В один прекрасный день ты услышишь об этом. Но мне не безразлично, за кого ты будешь меня принимать. Именно ты! Никто другой! Потому что в тебе я не перестаю видеть себя. Как ты похож на меня! Может быть, ты этого и не замечал никогда. Я же в этом твердо уверен. Ты чистый, благородный юноша. И я не хочу, чтобы ты думал обо мне дурное.