Бессмертный избранный - София Андреевич

Энефрет знала, что делает. Колесо въелось глубоко в кожу — не вырежешь ножом, не срежешь, не сковырнешь, даже вместе с мясом. Я готов был выжечь его головешкой из костра, но не смог даже коснуться ею кожи. Руку свело судорогой, и я упал на землю, выронив головешку и шипя сквозь зубы от невыносимой боли, пока Цилиолис и маги наблюдали за мной, безучастно и безмолвно, видимо, зная, что справиться с этими чарами мне не под силу.

— Если ты вернешься к нам, Серпетис, сын Мланкина, я расскажу все, что знаю, — говорит маг. — Остальное расскажет вам сама Энефрет. Ее знания многим больше моих. Мне ведомы далеко не все ее планы.

Я возвращаюсь. Подхожу к кострищу, вытягиваю вперед озябшие руки. Маги обступают нас, они безмолвны, как деревья, окружающие поляну. Угли в костре еще горячи, и я бросаю туда прядь своих волос, сорванную с куста. Она с шипением превращается в ничто. Пусть магии здесь больше и нет, но я не стану оставлять им часть себя.

Цилиолис пристально смотрит на мои руки, но ничего не говорит. Но седой маг становится рядом со мной у погасшего костра и ухватывает меня за запястье своей тонкой рукой.

— Твои пальцы еще хранят след неутаимой печати, — говорит он, подняв мою руку ладонью вперед. — Ты видишь, Серпетис…

Я дергаюсь, вырываясь, но все уже увидели то, что должны.

— Тебе не стоит так запросто трогать меня, маг, — говорю я, отступая на шаг.

Он уже не маг, но никто не поправляет меня, и я не знаю, как иначе к нему обращаться. Старик? Халумни? Пусть будет пока так, как есть.

— Я не хочу причинить тебе вред, — говорит Мастер. — Я — последний, кто хотел бы это сделать. Энефрет убила бы меня на месте, если бы я даже помыслил об этом.

— Тебе стоит перестать загадывать и начать давать ответы, маг, — говорю я. Слово снова срывается с моих губ, и на этот раз я улавливаю нечто вроде злорадства в глазах Цилиолиса, устремленных на меня. — Или, может, ты скажешь мне свое имя, чтобы я не называл тебя тем, чем ты больше не являешься?

— Это не загадки, и не игра в вопросы и ответы, — говорит Фраксис за нашими спинами. — Это предназначение. И оно свершилось тогда, когда должно было свершиться.

На этот раз за меня говорит Цилиолис.

— Но предсказатели — лжецы. Предназначения не существует. Никто не может заглянуть в будущее.

— Откуда же тогда мы знаем о тебе? — спрашивает Фраксис. Он смеется и почти сразу обрывает смех, подходя к нам, становясь по правую руку от старика-халумни, которого я отказываюсь называть магом. — Энефрет определила ваши жизни. Она сказала нам, чтобы мы не вмешивались, но наблюдали, не помогали, но охраняли. Сесамрин знала. Она пыталась защитить тебя, Цилиолис, и твою сестру. Знал и Асклакин, фиур Шинироса, и женщина из той деревни, Демерелис.

Я слышу это имя, и во мне вспыхивает гнев.

— Демерелис не была магом, — говорю я, поворачиваясь к Фраксису. — Она бы никогда не нарушила закон.

— Не была, — соглашается он. — Но вам помогали не только маги.

— Ты хочешь сказать, что она знала об Энефрет? — перебиваю я. — Что она знала обо всем этом и молчала?

Я качаю головой. Демерелис была кузнецом. Она подковывала наших лошадей и точила ножи. Она говорила мало и только по делу, и ей мой приемный отец доверял мою жизнь — так, как доверил бы свою собственную, безоговорочно, без вопросов и сомнений. Она не могла быть заодно с этим сборищем бормочущих о предназначении магов. Я не верю.

Чевь закрывают набежавшие тучи, и на поляне становится темно. Лес почти черен, и мне не так уж и хочется уходить сейчас, когда в чаще не видно ни зги. Поднявшийся ветер забирается под рубушу, взметает пепел костра и заставляет огонь ярко вспыхнуть.

— Демерелис знала, — повторяет старик-халумни, не отводя глаз от пламени. Его лицо кажется мне лицом мертвеца — глубокие тени, резкие углы, линии костей. — Она приглядывала за тобой. Но твоя деревня сожжена дотла, и мы больше не получали оттуда вестей. Как видно, Демерелис погибла?

— Ее убили, — говорю я. — У меня на глазах в начале двоелуния. Отравленной стрелой.

— В тебя тоже попадали отравленной стрелой, Серпетис, — продолжает старик. — И ты выжил, хотя должен был умереть.

— Твоя ученица использовала магию, чтобы вылечить меня, — возражаю я, но он качает головой.

— Нет. Она не могла, если ты ее попросил. А ведь ты просил ее, так?

Его слова так похожи на мои мысли. Но они не могут быть правдой.

— Он пытается сказать, что тебя защитила магия Энефрет, — говорит Цилиолис. — И это она сокрыла меня от глаз охотников за магами на целых шесть Цветений, так, халумни?

Старик молчит. На поляне воцаряется тишина, лишь ветер дует, холодя кожу и шелестя ветвями деревьев. Я слышу в его шепоте какой-то звук, но до меня не сразу доходит, что это.

— Лошади! — хрипло вскрикивает Фраксис. — Лошади! Тушите огонь!

Они начинают говорить все вместе, выкрикивать, шептать и свистеть, призывая магию — и тут же замолкают, когда осознают, что ее у них больше нет. В темноте я вижу, как они сбиваются в кучу у костра, словно испуганные дети, и как спрашивают друг у друга, что теперь делать. Они напуганы до полусмерти — все, даже самоуверенный старик.

— У нас нет оружия, — говорит Фраксис. — Но это их не остановит. Это наверняка солдаты наместника, они ищут наследника, которого мы утащили в лес. Мы должны увидеться с Асклакином, но для этого нам надо выбраться из леса живыми.

— Серпетис, ты должен помочь, — говорит старик-халумни, касаясь рукой моего плеча. — На тебя вся надежда. Во имя Энефрет, мы просим твоей помощи.

Они смотрят на меня. Все, даже Цилиолис, которому явно не по сердцу эта затея. Я, Серпетис, сын Мланкина, могу показать солдатам наместника Шинироса свои пальцы, отмеченные прикосновением к неутаимой печати. Каждый в Цветущей долине знает этот знак. Тот, кто помогает наследнику — помогает правителю Асморанты. Солдаты будут только счастливы сопроводить меня в дом наместника, и даже корсы свои одолжат, чтобы укрыть меня от холодного ночного ветра.

Холодное око Чевь снова показывается из-за туч, и одновременно на поляну ступают первые лошади. Четверо вооруженных всадников с решительными злыми лицами. Четыре смертоносных друса, готовых разрезать воздух и вонзиться в трепещущие сердца. Они подъезжают прямо к костру, напирая на нас и оттесняя назад — просто чтобы показать свою силу. И маги отступают — просто потому что не могут не отступить перед лицом этой силы.

— Кто вы такие? — спрашивает первый из всадников, позволяя своей лошади гарцевать в опасной близости от Фраксиса. Тому остается только смиренно опустить голову — наверняка чтобы они не заметили, как на щеках его играют желваки. — Я спрашиваю, кто вы такие?

Я выступаю вперед, поднимая сжатую в кулак руку. Пламя костра оказывается сзади, и всадники не видят моего лица, но они точно увидят знак печати на моих пальцах.