Книги онлайн и без регистрации » Детективы » Простая душа - Вадим Бабенко

Простая душа - Вадим Бабенко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 64 65 66 67 68 69 70 71 72 ... 95
Перейти на страницу:

В бильярдной темнело, наступал вечер. В углах за диванами сгущались тени. «Он вообще-то был не разбойник, а простой казак, – говорил Крамской, косясь на зарешеченные окна. – Но это поначалу, а потом – потом судьба сыграла очень странную штуку. Его ввели подставной фигурой в уездную заварушку – всего-то, чтобы отстоять пасеки и рыбную ловлю – а он заделался самозваным царем и нагнал ужаса на половину империи. Сколько б ни было самозванцев на Руси, но по-настоящему лишь в него, в императора Пугача, верили безоглядно – все, кто встречал его на пути, кто бежал к нему со степных земель сквозь смрад и дым, в снежных метелях и непролазной грязи. Не учась военному делу, он обладал чутьем и отвагой – и брал крепости одну за другой, переманивая к себе целые гарнизоны. Он был тот еще тип, настоящий предводитель черни, не чурался ни вероломства, ни зверств. И при этом не знал сомнений – будто чувствовал, что чья-то воля ведет его к недостижимой цели. Это знание передавалось прочим – всем, кто заглядывал в его зрачки, целовал ему руку, принимая присягу, или просто даже слышал о нем от других, обращенных в новую веру, готовых грызть глотки всем несогласным, проворонившим пришествие мессии. Он и был для них мессией – справедливый царь и грознейший дьявол, полубог и защитник угнетенных. Его кампанья была полна триумфов, он казался всесилен и непобедим. Само бессмертие будто коснулось его ненароком – не оттого ли не страшился он ни ядер, ни пуль? И ведь не брали его ни пули, ни ядра, и был он свиреп – свиреп и безжалостен, и двигался без устали вверх по Волге, лишь порой позволяя себе передышки – чтобы дать отдых телу и душе».

«Так-то вот, – Николай вдруг вздохнул и сделал странный жест. – Он был матерый зверь и не нуждался в теплых норах. Но занесло его в деревню Чумово – в здешние места, недалеко отсюда – а там налетел буран, засыпав все вокруг, и Емельян приказал обустраивать штаб, топить баню и досыта кормить лошадей, чтобы переждать непогоду и дать себе видимость покоя на недолгие день или два. Вечером, как водится, был у них пир. Пугачев с приближенными опивался вином и объедался жареным мясом, а прислуживала им хозяйская дочь, русоволосая и сероглазая, чуть скуластая от примеси татарской крови, высокая и статная от крови казачьей, и коса ее была уложена в шлем, а щеки раскраснелись – от печного жара и от мужского громкого говора вокруг…»

«Да, хозяйская дочь – история не сохранила ее имени, – продолжал Николай, мельком глянув на Елизавету. – Быть может, ее звали Евдокия или Марья, и была она простодушна – в мать, не в отца. А может, носила она имя построже – Дарья, Наталия или Катерина – жила себе на уме, любила смотреть в печные угли или бродить по лесу в поисках приворотной травы. Верила в сказания и приметы, боялась лешего, которого звала, как все, лесным дядей, но и сама, ему вторя, любила петь голосом без слов, словно приманивая сказочного духа, который обращается филином или волком, а то и мужиком с котомкой, а потом аукает и свистит, заманивая в самую глушь. В лесной глуши, впрочем, ей было все нипочем, лучше, чем в деревне, где на нее заглядывались парни – а ей не нравился никто, и к шумным хороводам тоже не лежала душа. Так она жила в ожидании чего-то – или кого-то, что куда яснее – а последние месяцы ее донимали грешные мысли, еще с лета, с душных ночей, когда цвела рябина, и небо полыхало зарницами. Они мучили ее всю осень, и во сне ей не было покоя – казалось, кто-то скребется в окно, стучит и возится на чердаке под крышей, а то и гладит ее спящую мохнатой рукой – к добру, к девичьему счастью. А за несколько дней до появления Пугачева со свитой у них в очаге вдруг погас огонь. ‘К нечаянному гостю’, – сказала мать и покачала головой, и у нее сразу забилось сердце. А увидев страшного человека с густой черной бородой, она тут же поняла: вот он, гость, и пришел за ней».

Николай вновь коротко глянул на Бестужеву и усмехнулся чуть заметно, но в комнате уже стемнело, и лиц было не разобрать. «Хозяйская дочь, – проговорил он, – сколько их случалось у атамана на пути. Иные были и улыбчивей и бойчее, но на эту он весь вечер посматривал особо – задумчиво, чуть ли не с грустью – да и в застолье стал вдруг молчалив, не отвечая на подначки соратников. Потом, в сенях, поймал ее за локоть, заглянул своими глазищами в самую глубь и сказал коротко: – ‘Ночью приходи. Обижать не буду, буду любить’.

Она смотрела на него, вся обмерев от страха, но когда ночь настала, страх делся куда-то. И она пришла к нему в белой холщовой рубахе, статная, крупная, молчаливая. И не уходила чуть не трое суток, к ужасу обоих родителей, не смевших тревожить грозного гостя. А после, засвербело вновь у Емельяна внутри, и дочка хозяйская вмиг стала обузой. Вышел он на крыльцо и сказал своим, чтобы готовили лошадей – буран прошел, пора ехать дальше. Но свою Евдокию-Катерину-Дарью он так просто не оставил и не выкинул из сердца в тот же день. Думал взять с собой – и она просила, чуть не на коленях умоляла: возьми мол, рабой буду – но не взял, лишь посмотрел в лицо сумрачно и страшно, весь вдруг насупившись, как мрачный демон, да сказал – не глупи, девка, со мной тебе гибель, ты на свете поживи. Оставил денег, шубу беличью, носимую не так давно какой-нибудь помещицей-барыней, по щеке потрепал – и укатил, даже не пообещал вернуться. А она в свой срок родила двойню – чернявых большеголовых близнецов. И хоть один из них помер, остался второй – и выжил, и вырос, только вот фамилию ему дали другую, из суеверия да из житейской робости. Вот и вся история, а документ… Документ – фикция, фантазия мастера. Мастер – это я, – он раскланялся дурашливо, – а заказчик у меня крут – далекий пугачевский потомок».

«Как же жаль, что они расстались, – жалобно вздохнула Елизавета. – А Вы, Крамской, Вы прямо-таки сказочник!»

«Чего ж им было не расстаться, – усмехнулся Тимофей Царьков. – Ясно же – атаман Пугач и простая девка. Погуляли – и пишите письма. Связывает-то что – либо нищета, либо общая цель. А у них – какая там цель, одно шаманство».

«Общая цель… – повторила Лиза негромко. – А как же просто любовь?»

Она ощутила какое-то новое беспокойство. Ей стало ясно, что семь лет не прошли даром, и Тимофей, какой он есть сейчас, может вовсе не походить на того, которого она знала.

Общая цель… – вновь произнесла она про себя. – Я ведь никогда не думала об этом. И еще об очень многих вещах – как бы ни оказалось, что он все передумал за нас обоих.

«Что загрустила, Лизка? – спросил Царьков, почувствовав ее отчужденность. – Завидуешь Евдокии, хозяйской дочке? Она тоже сероглазая и с косой – сказочник-то у нас наблюдателен, я гляжу».

«Для меня она не Евдокия, а Маша, – сказала Елизавета, стараясь звучать беззаботно, – а история и вправду хороша. Кто же Вы такой, Николай Крамской?» – вдруг спросила она вновь, как несколько часов назад.

Николай прошелся взад-вперед и звучно, коротко хмыкнул. «Кто ты, кто ты, – промычал он невнятно. – Кто б ты ни был, имя тебе – ‘никто’. Так вот: хочешь шутить, а получается не смешно… Я, наверное, хотел бы стать художником», – признался он вдруг и, сконфузившись, замолчал

«Художник Крамской был уже лет сто назад, – бесцеремонно заметил Тимофей. – Их, художников, вообще легион, на всех денег не хватит. Хоть, конечно, мы все тут готовы поаплодировать благородной амбиции. У тебя ж, наверное, амбиция не из слабых – и масштабный замысел на века?»

1 ... 64 65 66 67 68 69 70 71 72 ... 95
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?