Дочери войны - Дайна Джеффрис

– Что?

– Есть обстоятельства… – Он ссутулился и замотал головой, словно мысленно возражая самому себе. – Пока идет война, я думаю только о ней и ни о чем другом.

– Но даже во время войны люди влюбляются, женятся, рожают детей.

– Не могу, – ответил Джек и поднял голову; его глаза потеплели. – Не могу до тех пор, пока… Есть много такого, о чем вы не знаете. Я не готов. Это вы можете понять?

– Конечно.

Вот только как понимать его «не готов»? Как намек, что однажды он дозреет до отношений с ней, или в общем смысле? Элен не хотелось унижаться, задавая вопрос напрямую, особенно если она не услышит подтверждения своим надеждам. Но ей нравилась его неторопливая речь, это тщательное обдумывание ответов, это стремление не быть превратно понятым или не поставить ее в неловкое положение. Они оба замолчали. Элен слушала тиканье часов, отсчитывающих минуты ночи. Вскоре наступит утро, и они расстанутся. Элен мысленно ругала себя за недостаток смелости.

– И когда вы вернетесь в наши края? – не выдержав, спросила она.

– Пока трудно сказать.

У нее зашлось сердце.

– То есть можете вообще не вернуться?

Веки Джека слегка дрогнули.

– Я должен буду получить новые приказы. Но если район моих действий останется прежним, сначала мне придется вернуться в Бордо за мотоциклом.

– Я могла бы дождаться вас здесь. Вместе бы вернулись.

– Слишком рискованно, – покачал головой Джек.

– Но вы же рискуете.

– Это моя работа. Затем меня и забросили во Францию. А вам нужно поскорее возвращаться домой. Уго с нетерпением ждет известий о Мари, да и вашим сестрам хочется поскорее увидеть вас целой и невредимой. Если я добавлю вам опасных приключений, они мне этого ни за что не простят.

«Наверное, он прав», – подумала Элен.

– Если вернетесь, дайте нам знать.

Джек сжал ее руку:

– Всю нашу поездку вы были твердой как скала. Вы даже не представляете, как я восхищаюсь вами.

Эти слова обрадовали и в то же время разочаровали Элен. Ей хотелось вовсе не его восхищения.

Джек встал и взял со стола подсвечник:

– Пора спать. Опять мы с вами ночуем вместе. Вас это устраивает?

Они поднялись в чердачную комнатку, где на единственном матрасе похрапывала Мари. Оконная рама грохотала под порывами ветра. По комнатке гулял сквозняк. Пламя свечи задергалось, отбрасывая тени на стены и потолок.

– Похоже, нам опять придется лечь рядом, – сказал Джек, оглядев комнату.

Элен легла первой. Джек устроился рядом. Он не сразу задул свечу, и какое-то время они смотрели друг на друга. Потом Джек потянулся к ее лицу и поцеловал в губы. На губах Элен остался вкус соли и вина.

– Элен Боден, вы не просто красивая женщина. Вы еще и потрясающая женщина.

Из Бордо в Сарла Элен вернулась по железной дороге. Она ехала пригородным поездом, который останавливался на каждой станции. Прямая линия была повреждена; поезд двигался в объезд, отчего дорога заняла больше времени. Элен ехала довольная и гордая собой. Ей хватило смелости помочь Мари на первом отрезке путешествия в Англию. Теперь Джек передаст жену доктора заботам людей, которые переправят ее через Пиренеи. Элен чувствовала облегчение. Невзирая на донимавший ее страх, она сделала все, чтобы вызволить старшую подругу из беды. Часть пути поезд ехал вблизи реки Дордонь. Элен смотрела в окно, любуясь пейзажами. Она вспоминала слова Джека и переживала волнующий момент их поцелуя. Это помогло ей скоротать время в пути. Появление французских полицейских заставило ее поволноваться, но те, видя ее сестринскую униформу, сочли, что у нее есть причины для поездки, и не задали никаких вопросов.

В Сарла ей пришлось полчаса идти пешком до центра города, где она успела на единственный автобус, отправлявшийся в сторону Сент-Сесиль. Сидя в тряском автобусе, Элен испытывала противоречивые чувства. Она радовалось возвращению домой, грустила, что едет одна, а не с Джеком, и молила Бога, чтобы Мари выдержала переход через горный перевал. Зимой все было бы куда труднее.

Дома она застала Флоранс. Та сидела на кухне и вязала.

– Вернулась! – закричала Флоранс и, бросив спицы, вскочила со стула. – Как я рада, что ты дома!

Элен опустила сумку и раскинула руки:

– Обнимемся, сестренка.

Флоранс повисла у нее на шее. Услышав шум, в кухню вошла Элиза.

– С возвращением, – сказала она, улыбаясь во весь рот. – Я знала, что у тебя получится. Сейчас кофе поставлю.

– Я бы не отказалась от чего-нибудь покрепче.

– Вот это по-нашему, – засмеялась Элиза, глаза которой сверкали. – Флоранс, у нас еще осталось что-нибудь?

Флоранс отправилась проверять свои запасы. Элен и Элиза обнялись.

– Фантастически выглядишь, – сказала Элиза. – Посвежела. Глаза блестят. Опасности явно пошли тебе на пользу.

– Я бы так не сказала.

Вернулась Флоранс, неся непочатую бутылку коньяка.

– Откуда у тебя это сокровище? – удивилась Элен.

– Припрятывала для торжественного случая.

– Сестрицы, я просто потрясена вашим радушным приемом. Как вы тут жили без меня? Флоранс, что ты вяжешь? Крохотулька какая-то.

Флоранс вопросительно посмотрела на Элизу. Та слегка кивнула. Флоранс набрала побольше воздуха, намереваясь заговорить, но потом покачала головой:

– Нет, Элиза. Говори сама. Это твоя новость.

Элиза заговорила не сразу.

– В общем, так… – начала она, глядя в пол и сделавшись непривычно застенчивой. Затем уже смелее, больше похожая на себя, она подняла голову и выдержала вопросительный взгляд Элен. – Дело в том, что… я жду ребенка.

– Я буду тетушкой, – добавила Флоранс. – И ты тоже.

Элен, стоявшая возле стола, мигом плюхнулась на стул, не зная, как реагировать. Новость была странной, несколько выбивающей из колеи и вызывающей даже некоторую зависть. Хорошая ли это новость? Элен не знала.

– Даже не знаю, что тебе сказать, – призналась она.

– Я вяжу пинетки, – сообщила Флоранс, поднимая вязанье. – У меня есть только голубая шерсть, значит родится мальчик.

Элиза, стоя спиной к сестре, смотрела в окно, за которым уже стемнело.

– Это ребенок Виктора? – осторожно спросила Элен.

Элиза порывисто повернулась. Ее глаза пылали.

– Неужели ты думала, что чей-то еще? Естественно, его.

– Прости, я…

– Ты что, даже порадоваться за меня не можешь?

– Дорогая, я, конечно же, рада. Но…