Глубокая охота - Андрей Андреевич Уланов

— Тираж полтора миллиона, — в такт ей добавила Стиллман.

— Вообще-то уже миллион семьсот, — застенчиво уточнила Кривицкая. — Ну так что?

— Ладно, уговорила, — согласилась за всех Стиллман. — Ждём.

Что-то подозревать Марыся Пшешешенко начала, когда точка на горизонте выросла до игрушечного самолётика и на глазах превратилась в знакомый ей уже армейский гидроплан. Всё то время, что он выравнивал надводную скорость и заходил в крепежи штатной кран-балки она нервно металась по краю палубы чуть в стороне от разноцветной команды и пыталась заглянуть в кабину — тот или не тот.

Тот.

Уже на весу пилот разглядел её, расплылся в искренней улыбке и старательно повторил в кабине всё тот же сидячий галантный поклон, что полчаса назад подарила ему Рысь.

Наконец, клацнули стояночные замки. Фонарь кабины пришёл в движение.

— Юхии, — простонал каким-то уж совсем женственным голосом армеец, выпутался из ремней и распрямился в полный рост. Лётная куртка тут же набухла двумя увесистыми — как боеголовки торпед — полусферами.

— А? — Рысь вытянула к ней палец. Тот неиллюзорно дрожал. — Ааа?

— Привет, девчонки! Вижу, обогнали таки? — совсем недавняя, как оказалось, всё же знакомая, непринуждённо спрыгнула на палубу и демонстративно поклонилась. — Антонина Мифунэ, кавалергард-лейтенант. Ёрошику онэгай шимас!

Полыхнула вспышка фотоаппарата.

Ни Рысь, ни Яська так и не поняли, кто из них первой сказал «Блядь!»

Глава 20

Подводник. Музыка шторма.

Эта дрянная погода хороша одним. По крайней мере, у нас над головой нет вражеских самолетов.

Генрих Леманн-Вилленброк

— Потрясающий вид, правда?!

Восторг фон Хартманна был вполне искренним. В шторм, ночью, с мостика даже крейсерской подводной лодки обычно видно лишь часть палубы, которая то и дело пропадает в потоке бурлящей воды и очередную волну, которая пытается смыть всё, что не прикручено дюймовым болтами. Но в этот раз буря в океане шла в паре с бурей в эфире и где-то в небесах развернулись полотна экваториального сияния. Лишь малая часть его пробивалась сквозь облака, но и этого вполне хватало подсветить призрачно-синим не только изнанку туч, но и бешеную мешанину волн — сколько хватало глаз.

— Удивительное зрелище.

— У-у-ика… — Анна-Мария запнулась и, согнувшись, опустилась на колени. Учитывая, что почти весь экипаж «Имперца» уже четвертые сутки вынужденно придерживался диеты «две кружки воды и полкорочки хлеба», блевать ей было нечем. Увы, приступы тошноты не обращали внимания на мелочи вроде пустоты в желудке.

— Ничего не получается, командир!

Каким образом Верзохина в штормовую погоду сохраняла в относительном порядке свои кудряшки, стало величайшей загадкой не только для фон Хартманна, но и большей части вахтенных, спускавшихся вниз промокшими до нитки. Наиболее популярной, насколько Ярослав понял из услышанного шушуканья, считалась версия, что сохранность прически обеспечивают некие тайные фамильные заклятия.

К большому сожалению фрегат-капитана, магия старинного аристократического рода и современная наука, даже объединившись в лице навигатора «Имперца», никак не могли дать ответ на простой вопрос: в какой точке океана сейчас находиться подводная лодка? Сделанная той же Верзохиной — и втайне от неё пересчитанная командиром — прокладка по счислению с поправкой на снос «два пальца к носу» давала точность «где-то посреди океана, наверное, чуть ближе к Архипелагу, чем к материку». За последнее, впрочем, ни Алиса-Ксения, ни сам фон Хартманн поручиться бы не рискнули, слишком уж часто менял направление ветер…

— Жаль, но что поделать…

— Погрузимся? — Анна-Мария сумела выпрямиться, но «аристократичной бледности» её лица хватило бы на три боярских рода, даже с поправкой на экваториальное сияние. — Или…

Ярослав ответил не сразу. «Нырнуть» значило дать экипажу очередную желанную передышку от изматывающей качки. И сэкономить драгоценное во вражеских водах топливо — сейчас они даже не могли точного сказать, получается идти к назначенному квадрату или нет. Впрочем, остальные подводные лодки тактической группы тоже почти беспомощно бултыхались в той же самой «кастрюле морских демонов» и собрать их вместе, прежде чем шторм пройдет, вряд ли удастся.

А еще в этой мешанине ветра и волн где-то были враги. Каким-то чудом сквозь вой и треск статики радистка «Имперца» сумела поймать пару обрывков радиограмм, открытым текстом. То ли один конвой, разбросанный штормом, то ли два разных… конечно, при таком волнении торпедная атака превращается в цирковой трюк, но и с охранением куда проще.

Только радар, даже решись фон Хартманн его задействовать, смог бы показать разве что полный экран засветок, а на глаза вахтенных надежды было еще меньше. Когда огромные валы то и дело перехлестывали через мостик, шансы разглядеть вражеское судно вовремя были самую малость больше, чем протаранить его.

— Придется нырнуть, — неохотно решил Ярослав. — Лейтенант, командуйте погружение. Идем на полста пять саженей вниз.

Он выждал, пока через мостик прокатится очередная волна и схватился за люк. Почти акробатический номер, успеть спуститься и захлопнуть люк прежде чем налетит следующий вал. Удавалось это далеко не всем. Впрочем, спускавшиеся с мостика и так приносили на себе по паре ведер воды, а попытки хоть как-то просушить одежду между вахтами, по выражению главмеха, уже «превратили своими трусиками дизельный отсек в логово сраного фетишиста».

Девчонки…

— Верхний люк задраен!

— Погружение!

Вахта центрального поста выглядела не особо лучше дежуривших на мостике. Разница лишь в оттенке болезненной бледности — у стоявших наверху он был синеватый, из-за сияния, а здесь, внизу, почему-то ушёл в зелень. Хотя освещение…

Додумать эту мысль он так и не успел. Сразу после ревуна «Имперец» стремительно повалился набок. Фрегат-капитан отлетел к борту, на вершок разминулся с гироскопом, приложился спиной о трубы и едва успел прикрыть лицо, как тут же получил удар в живот чем-то тяжелым и твердым — судя по сдавленному писку, чьей-то головой. Откуда-то спереди, от каюты акустиков, донесся странный протяжно-воющий звук, распознать который Ярослав не сумел. Еще через пару очень долгих секунд подводную лодку сотряс чудовищный удар. Свет разом погас, в кромешной темноте кто-то тоненько завизжал. Лениво, словно нехотя, принялись разгораться лампы аварийного освещения. В его свете стала видна стрелка кренометра, застывшая рядом с отметкой «шестьдесят градусов». Вечность спустя она дрогнула и сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее пошла обратно.

Затем сквозь лязг, скрежет, стоны и прочую какофонию пробился еще один, самый страшный для глубинника звук — врывающейся в подлодку воды. Сердце на мог замерло, пропустив удар, затем с удвоенной скоростью принялось разгонять по артериям насыщенную адреналином кровь. Пробоина?! Нет, звук все же чуть другой, это наполняются балластные цистерны…

— Прекратить заполнение!

Фон Хартманн выкрикнул приказ, даже не зная, остался ли кто-то