Золото - Крис Клив

Зоя вышла из-под душа, завернулась в полотенце, пошла в гостиную, к телевизору и, вытирая волосы, включила звук. Теперь показывали страницу из вчерашней газеты: они с Кейт в тату-салоне. Зоя пристально смотрела на вставной фотоснимок Софи. Невозможно было представить, что нынешняя Софи – то самое крошечное существо в инкубационном боксе, про которое все говорили, что это существо – ее дочь. Когда она видела Софи – ну, например, как вчера на треке, восседающую в корзине грузового велосипеда, – девочка казалась ей такой же милой и немного странной, как все дети, и такой же сверхсерьезной, как все тяжело больные, но при этом внутри у Зои ничто не дрогнуло. Больше чувств она питала к Кейт – она знала, что Кейт страдает, и это ее умиляло.

Но теперь, глядя на фотографию, Зоя заметила, что Софи на нее похожа. Конечно, гораздо больше она походила на Джека, однако, заставляя себя смотреть внимательнее, Зоя увидела в лице Софи едва заметный призрак собственного лица. Это ей не понравилось. Не так уж приятно наблюдать за тем, как ты всплываешь на поверхность сквозь черты мужчины, которого оставила позади. А Зоя оставила его позади. Это было единственное, чем она в своей жизни гордилась.

Она подошла к раковине в кухонной зоне, включила холодную воду и подставила под струю ноющее плечо.

Какова была бы ее жизнь, если бы она не отказалась от Софи? Ушел бы Джек от Кейт ради нее? Жили ли бы они сейчас втроем, одной семьей?

Зоя позволила себе представить Джека в своей постели – как он лежит и тихо дышит – там, где сейчас зияет пустота и только дует с гор ветер, раскачивая своими порывами башню. Прежняя злость охватила Зою, и она впилась ногтями в свежую татуировку, невольно вскрикнув от боли.

Психолог на экране объясняла, что у субъекта по имени Зоя Касл налицо все классические маркеры отвергнутой женщины. Психолог перечисляла красноречивые признаки этого, загибая пальцы с ярко-красными ногтями, унизанные кольцами с бриллиантами: беспорядочные связи, ненасытная жажда победы, отсутствие раскаяния.

Потом на экране снова появилась последняя страница газеты с подписью под фотографией Софи: «Мамино золото будет так много для меня значить».

Зоя попыталась припомнить состояние, в котором она пребывала, когда оставляла Софи в больнице. Те дни в ее памяти заволокло туманом. Когда она думала о них, вспоминался только дурман обезболивающих лекарств, а попытки оценить случившееся неизменно приводили к слезам.

Впервые Зоя задумалась о том, что Кейт, быть может, вовсе не тот человек, который взвалил на свои плечи ношу, для нее, Зои, непосильную, а тот, который пришел, когда она была наиболее уязвима, и что-то у нее отобрал.

Зоя до боли прикусила губу и постаралась мыслить ясно. А что если и Том к этому причастен? Что если все это он затеял ради того, чтобы манипулировать ею и дать Кейт то, чего та хотела? Что если сегодняшняя гонка с Кейт была задумана вовсе не в интересах Зои? Вдруг это всего-навсего очередной фокус Тома?

Зоя прогнала эту мысль, глупую и несправедливую – это она понимала. Том очень хороший, она прекрасно знала, как он к ней относится. И он ей тоже нравился.

Психолог, продолжая загибать пальцы, перечислила паранойю, безрассудное мышление и патологическое себялюбие. В женщине по имени Зоя Касл было столько всего нехорошего, что психологу понадобилась вторая рука.

Зоя зажмурилась, стараясь отрешиться от окружающего и спокойно представить себе гонку с Кейт, до которой оставалось меньше четырех часов. Но вместо этого увидела лицо Софи. Что-то, с чем она сражалась столько лет, шевельнулось внутри. Сначала это была еле заметная боль, нечто, чуть отличимое от нарастающего надрыва чувств, не позволявшее ей сегодня ясно мыслить. Переминаясь с ноги на ногу, Зоя сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. Боль не утихала. Мало-помалу она стала жгучей, как рана, потом превратилась в свирепую агонию.

Софи была ее дочерью, а она позволила, чтобы ее отобрали. Эта мысль снова и снова поднималась в Зое. Она загоняла ее обратно, в холодные глубины, куда едва проникал свет, но ведь она всегда знала, что именно поэтому все эти годы скачет с одного чемпионата на другой и зовет в постель разных мужчин. Не потому ли никто не мог по-настоящему стать ей близок? Из-за этой жгучей, незаживающей раны.

Ее жизнь превратилась в бесконечный круг, по которому она мчалась. Крутые повороты с высокими откосами не оставляли возможности изменить курс, сбавить скорость. Этот путь вновь и вновь возвращал ее к самой себе.

Она думала, что поступила правильно. Она поверила, что так будет лучше. Она не питала тогда никаких чувств к ребенку и отдала девочку тем, кто ее полюбил. И вот теперь ее не покидала неотвязная мысль: отказавшись от Софи, она отказалась от собственной жизни. Зоя выпустила тоску на волю и зарыдала.

Потом, когда слезы высохли, к ней вернулись покой и ясность. Зоя снова поднялась на крышу. По-прежнему ярко светило солнце, но посвежел ветер, и с гор надвигались темные дождевые тучи. Встав у парапета и прищурив глаза, Зоя смогла разглядеть улицу, на которой жили Аргаллы, – вереницу крыш, под одной из которых они сейчас могли сидеть за кухонным столом и завтракать.

Она снова ощутила боль – что-то между любовью и отчаянием. Она ничего не могла с собой поделать. Она чувствовала жгучую потребность увидеть Софи. Зоя попыталась прогнать все посторонние мысли и думать только о предстоящей гонке, но впервые в жизни не знала, хочет ли победить.

«Мамино золото будет так много значить для меня».

Она сердито помотала головой, пытаясь отрешиться от этой мысли, сплюнула через парапет и проводила взглядом белое пятнышко, улетавшее по спирали через воронки восходящих потоков воздуха. Вскоре оно потерялось на фоне яркой белизны каменной кладки.

Зоя плохо помнила, как оказалась на такой высоте, но теперь поняла, насколько долог будет путь вниз.

Лесистый спутник Эндора территории Внешнего Кольца, сектор Модделл, 43 300 световых лет от ядра Галактики. Сетка координат H-16 07.45

Софи впервые увидела настоящее лицо Вейдера. Он лежал при смерти. Когда он испустил дух, она долго держала его в объятиях. Несмотря на то что он вел плохую жизнь, он оказался хорошим отцом. Она отнесла его тело на поляну лесистого спутника Эндора и уложила на погребальный костер. Когда взметнулись языки пламени, сон начал таять и распадаться.

Где-то за пределами сна разговаривали мама и папа.

Папа спросил:

– Ты готова к гонке? Мама ответила:

– Думаю, да.

Софи попыталась разжать веки, но они оказались слишком тяжелыми. Сквозь щелочку между ними она увидела свет цвета дыма. Звуки голосов мамы и папы завивались один вокруг другого. В груди что-то болело. Мамин голос произнес:

– Я люблю тебя. Папин голос ответил:

– Я тебя тоже. Софи улыбнулась. Мамин голос спросил:

– Она просыпается?