Летняя королева - Элизабет Чедвик

Алиенора повернулась на другой бок и, натянув меховое одеяло до ушей, прижалась к Гизеле, чтобы согреться.

– Дождь, – объявила Амария, высунув нос из палатки и понюхав утренний воздух. – Скорее всего, он превратится в снег.

Королева застонала и глубже зарылась в одеяло. Все только и говорили об испепеляющем зное заморских земель, но тут, на высокогорье, холод пробирал до костей.

Сегодня им предстояло совершить трудное восхождение на гору Кадмос и, преодолев перевал, спуститься к побережью Анталии. От мысли, что придется ехать в гору под дождем и мокрым снегом, Алиеноре расхотелось шевелиться. Вот бы проснуться сейчас дома в Пуатье или в Антиохии, но при этом не ехать ни в ту ни в другую сторону.

Тем временем лагерь пробуждался ото сна: снаружи доносился сухой и гулкий кашель, обрывки разговоров вокруг костра, топот и ржание лошадей, получавших дневной рацион фуража, зловещий скрежет клинков о точильный камень.

Амария растапливала жаровню в палатке и делила на порции холодную баранину и лепешки – их завтрак. С большой неохотой Алиенора села и потерла глаза, прогоняя сон. Со вчерашней ночи руки сохранили запах дыма и жира. Потребность поддерживать чистоту и свежесть уменьшилась до нуля, хотелось лишь сохранять сухость и тепло. Алиенора даже не удосуживалась последние пять дней доставать зеркало, а шелковые платья, которые она носила в Константинополе, оказались на самом дне багажа.

Королева собралась с духом и вылезла из постели. Всю ночь она проспала в толстых носках, сорочке и шерстяном платье. Теперь же надела мягкие льняные штаны, а сверху – мужские кожаные рейтузы для верховой езды. Покинув Константинополь, она и ее дамы приспособились к такой одежде, соблазнившись удобством и практичностью ввиду надвигающейся зимы на враждебной территории. Жоффруа де Ранкона новая мода чрезвычайно позабавила, когда он впервые обнаружил подобное одеяние, подсаживая Алиенору в седло. С его легкой руки дам начали называть амазонками, и это прозвище за ними закрепилось, вызвав недовольство Людовика. Он заявил, что подобное поведение недостойно королевы Франции и его самого выставляет в невыгодном свете, но поскольку Алиенора и ее дамы поверх рейтуз надевали абсолютно приличные платья и при этом скакали, не отставая от рыцарей, он больше не возражал, разве что кидал хмурые взгляды.

Алиенора набросила на голову покрывало и вышла из палатки оглядеться. От костров, разведенных под навесами, поднимался остро пахнущий дымок. Королева заметила, что вместе с дождем срываются белые черточки, – значит, в горах пойдет снег. Пока она стояла и размышляла над мрачной перспективой поездки верхом в плохую погоду, из ночного дозора вернулся отряд.

– Турки повсюду, – говорил один солдат своим товарищам, собравшимся вокруг огня. – Они будут кружить, как стервятники, выгадывая момент, дьяволы этакие. По дороге нам попалось еще два трупа – бедных немцев забили и обобрали до нитки. Головы проломили, как тыквы.

У Алиеноры все сжалось внутри. Посмотрев вокруг, она убедилась, что Амария тоже это слышала. Зато Гизела и остальные дамы пребывали в счастливом неведении, занятые одеванием. Из всех придворных дам Амария отличалась особой практичностью. Ее ничто не тревожило, пока они с трудом преодолевали негостеприимные пустоши Анатолии: ни погода, ни болезни, ни скудные пайки. Однажды отряд блуждал полдня, когда от них сбежали проводники-греки, но даже это не вывело ее из душевного равновесия. Амария оказывала успокаивающее воздействие на придворных Алиеноры, включая саму королеву, с тех пор как обнаружилось, что все обещания императора Мануила – сплошная ложь. Вопреки сказанному в Константинополе на самом деле турки истребили немецкую армию. Немцы повернули назад, оставив за собой путь, усеянный трупами. Хоронить было некому, и воины медленно разлагались там, где пали. Один день сменял другой, а французы по-прежнему лицезрели одну и ту же мрачную картину: свидетельство того, что́ на самом деле произошло с их союзниками, угодившими в коварную ловушку, куда их заманил Мануил Комнин. Обещанные проводники исчезли через пару дней, запасы быстро истощились. Французам ничего не оставалось, как самим добывать себе пропитание, настраивая против себя местное население и подставляясь под атаки турок. Они надеялись отпраздновать Рождество в Антиохии, но, похоже, им предстояло еще несколько недель пути по длинной и коварной горной дороге.

Авангард возглавлял Жоффруа вместе с дядей Людовика, Амадеем де Мориеном. Алиенора тревожилась за Жоффруа, но виду не подавала. После того случая в лагере Константинополя, когда оба ненадолго потеряли контроль, они соблюдали еще бо́льшую осторожность, ибо сознавали опасность и собственную уязвимость.

Королева вернулась в палатку. Гизела, дрожа, набросила подбитый мехом плащ: пыльный подол, а мех некогда ярко-рыжей белки – тусклый и грязный.

– Не хочу ехать в гору, – закапризничала она.

– Могло быть и хуже, – теряя терпение, увещевала Алиенора. – Осталась бы в Константинополе, была бы сейчас новобрачной.

Гизела поджала губы и закончила одеваться в молчании.

Пока дамы ждали своих лошадей, появился Людовик.

– Держаться в строю, не отставать, – предупредил он. – Я хочу, чтобы все успели пройти перевал до наступления темноты. Без глупостей.

Алиенора раздраженно посмотрела на мужа. Что, по его мнению, они могли затеять под ледяным ветром на крутом склоне? И с какой стати им покидать строй, если можно погибнуть от турецкой стрелы или слететь кубарем в пропасть?

– Я велел авангарду смотреть в оба и дождаться на вершине багаж. – Людовик кивнул и, развернув коня, еще раз проехался по лагерю, то там, то здесь склоняясь с седла, чтобы перекинуться словом с воинами, подбодрить их.

Королева следила за его продвижением и неохотно признавала, что, несмотря на все его недостатки и поступки, вызвавшие ее презрение, он отлично держался в седле и воодушевлял своих людей, если старался. Людовик был сильным и умелым фехтовальщиком, обладавшим грацией и ловкостью. И если в душе Алиеноры осталась хоть одна искра симпатии к собственному мужу, то ее могло зажечь его мастерство наездника.

Сальдебрейль привел Серикоса к палатке, которую слуги уже начали разбирать. На этот раз у него на крупе лежал толстый ковер, а под ним конюх приладил лук Алиеноры с полным колчаном стрел. Все везли с собой хоть какое-то оружие; даже самые бедные паломники запаслись ножами и дубинками.

– Господа де Ранкон и де Мориен уже выступили с авангардом, – сообщил Сальдебрейль, подсаживая Алиенору в седло. – Нам нужно поднажать, чтобы не отстать. Первому отряду придется долго ждать на вершине, если они далеко оторвутся.

– Они знают свою задачу, – ответила Алиенора, подбирая поводья. – Чем раньше мы переберемся через перевал, тем лучше для всех.

Вместе с придворными дамами она выехала на каменистую тропу, поднимавшуюся по крутому, частично лесистому склону горы Кадмос. Сальдебрейль, как всегда зоркий, держался рядом, хотя иногда тропа становилась слишком узкой для двух лошадей и ему приходилось ехать впереди или отставать.