Трещина в мироздании - Дженнифер Даудна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, у второй Асиломарской конференции были также и критики. На конференцию можно было попасть только по приглашениям, и учитывая, что не-ученых на ней было очень немного, некоторые наблюдатели посчитали, что мероприятие не смогло охватить достаточно большую аудиторию вне научного сообщества[242]. Другие видели проблему в том, что на конференции совершенно не затрагивались такие темы, как биологическая безопасность и этика[243]. Возможно, наибольшей критике подверглась идея о том, что именно эксперты должны определять ход дискуссии, поскольку они имеют больший доступ к информации, лучше осведомлены о рисках, выгодах и этической неоднозначности новой технологии и им проще просчитать эти риски. Бенджамин Херлбат, историк науки из Университета штата Аризона, говорит по этому поводу:
Этот подход свидетельствует о неправильном понимании демократии. Мы должны сфомулировать наше представление о желаемом демократическом будущем, и развитие наших технологий должно зависеть от этого будущего, а не наоборот. Наука и технологии часто объявляют себя слугами общества; они должны с полной серьезностью относиться к собственным заявлениям. Размышления о том, что правильно для нашего мира, что подходит ему – и что угрожает его моральным устоям, – задача демократии, а не науки[244].
Я абсолютно согласна с тем, что общество в целом – а не отдельные ученые и не группы ученых – должно решать, как использовать каждую конкретную технологию. Но тут есть одна трудность: общество не может принимать решений по поводу технологий, которые оно не понимает, и тем более по поводу тех, про которые оно вообще не знает. И задача ученых – обратить внимание публики на очередной научный прорыв, как это сделал Берг с коллегами, рассказать о новейших технологических достижениях и развенчать мифы вокруг них, чтобы общественность могла понять, каковы возможности и варианты применения этих технологий. В конце концов, когда методика сплайсинга генов была только разработана, многие биологи даже не знали о ее существовании; понадобилась дискуссия внутри сообщества с привлечением экспертов, которые понимали, что собой представляет эта технология и каковы ее возможности. Сделав подобную дискуссию публичной и пригласив на нее представителей прессы, которые могли бы рассказать общественности о новой технологии в понятной неспециалисту форме, Берг и его коллеги помогли сломать стену между учеными и общественностью и проложить путь к созданию регулирующего органа – Консультативного совета по рекомбинантной ДНК[245], который в дальнейшем осуществлял мониторинг новых исследований рекомбинантной ДНК и ее клинических применений.
Примерно сорок лет спустя, в начале 2014-го, я решила, что нам стоит применить аналогичный подход – не только для CRISPR, но и для редактирования генома в целом. Технология уже распространилась по научному сообществу, как лесной пожар; за его короткую историю высокоточное редактирование генома применили ко множеству видов животных (и список “отредактированных” продолжает расти), и все говорит о том, что до применения редактирования генома соматических клеток человека в терапевтических целях рукой подать. Однако ученые и общество будто бы игнорируют вполне реальную возможность того, что ту же технологию скоро применят к клеткам человеческих эмбрионов, и кажется, что они совершенно не принимают во внимание значение этого варианта редактирования геномов клеток зародышевого пути.
Открытое и честное обсуждение редактирования геномов клеток зародышевого пути абсолютно точно должно было начаться незамедлительно, и я чувствовала, что должна как-то стимулировать это обсуждение. Подобно тому как Берг и его коллеги забили тревогу, когда риски в их работе стали очевидными, мне нужно было выйти из зоны комфорта – собственной лаборатории – и помочь распространить информацию о последствиях наших экспериментов. Только так технологию CRISPR смогут полностью понять люди, чьи жизни она скоро затронет. Только так, надеялась я, можно избежать наихудших последствий ее появления.
Для ученого вроде меня одно дело – организовать встречу коллег для обсуждения тем, в которых я свободно ориентируюсь. Совершенно другое – взять на себя ответственность за дискуссию о более отдаленных следствиях применения технологии, за обсуждение не научных вопросов кинетики реакций, биофизических механизмов и взаимоотношений структуры и функций, а вопросов политики, этики и юридического урегулирования. Я никогда раньше не играла подобной роли, и сперва она чрезвычайно меня пугала.
К счастью, мне не пришлось выполнять эту работу в одиночку. Незадолго до этого я выступила сооснователем Института инновационной геномики (ИИГ), целью которого было совершенствование технологий редактирования генома, и очень быстро поняла, что ИИГ, расположенный в Области залива Сан-Франциско, отлично подходит для того, чтобы провести в нем конференцию, подобную тем, что Берг устраивал в Асиломаре. Но я понимала, что общественная дискуссия должна развиваться самостоятельно и не следует ускорять ее искусственно, сразу устраивая масштабный конгресс. Я решила, что сначала стоит организовать небольшой однодневный форум, пригласить на него примерно двадцать человек. Я видела непосредственную цель форума в том, чтобы составить “белую книгу” – доклад, в котором был бы намечен путь дальнейшего развития этой области науки и содержался бы призыв к другим заинтересованным лицам высказаться на тему редактирования генома. Я надеялась, что наша первая встреча, которую мы в конце концов назвали Форум ИИГ по биоэтике, станет прелюдией к гораздо более масштабной конференции, которая охватит бóльшую аудиторию.
Мы назначили форум на январь 2015 года и выбрали в качестве места его проведения гостиницу Carneros Inn в долине Напа, известном винодельческом регионе, всего примерно в часе езды от Беркли. Помогали организовать форум Джонатан Вайссман, мой близкий коллега из Калифорнийского университета в Сан-Франциско и содиректор ИИГ; Майк Ботчан, коллега из Беркли и административный директор ИИГ; Джейкоб Корн, научный директор института; и Эд Пенэт, заслуженный профессор в Беркли и сооснователь биотехнологической фирмы Chiron.
Одним из первых приглашение получил сам Пол Берг (он сейчас заслуженный профессор в Стэнфорде), и я была взволнована, когда узнала, что он это приглашение принял. Также в списке приглашенных был Дэвид Балтимор, лауреат Нобелевской премии, биолог из Калтеха и коллега Берга; Балтимор не только участвовал во встрече 1974 года, но и был соавтором написанной по ее итогам статьи, призывавшей к мораторию на исследования рекомбинантных ДНК. Кроме того, он играл ключевую роль в обсуждениях на второй Асиломарской конференции. Участие Пола и Дэвида в форуме означало, что он будет напрямую связан с событиями, которые и вдохновили меня на организацию этой встречи. Что еще важнее, их знания в данной области, несомненно, должны были помочь нам пройти сложный путь, лежавший перед нами.