Гонка за счастьем - Светлана Павлова

А встречались они в самых разных точках Москвы, в самое непредсказуемое время, где придется — в чужих квартирах, на дачах… Адреса часто менялись, но иногда и повторялись. Когда ей не удавалось достать заветный ключ, встречи происходили либо в его машине где-нибудь в укромном уголке города, если была плохая погода, либо за городом, в лесной зоне, если погода была хорошая.

Теперь не только не было никакого убывания, а наоборот, нахлынувший собственный пыл потряс его самого… Это был какой-то нескончаемый поток романтического восторга и чувственности, постоянное воспламенение уже при одной лишь мысли о ней. Такого полного страстного чувства у него не было никогда даже в молодости…

Вырываться из дома было непросто, и он замучился ловчить, изобретая объяснения для своих участившихся выездов. Пришлось ссылаться на оперу и выдумывать версию о необходимости просмотра старых партитур — для общего настроения и вхождения в атмосферу екатерининской эпохи, а это было связано с периодическими посещениями библиотек, что автоматически означало выезды в город. Кажется, жена поверила в эту версию, и все понемногу начало устраиваться.

В ожидании встреч свое лихорадочно-восторженное состояние он топил в работе, и опера писалась полным ходом — будоражащее, взвинченное либретто как нельзя лучше сочеталось с его собственным потерянно-восторженным состоянием. Наконец он ухватил за хвост эту изменчивую птицу — вдохновение, он больше не боялся этого слова, потому что теперь сами собой явились все полузабытые творческие ощущения лучших лет…

Она никогда не звонила ему домой — так они условились. Звонил он сам, в назначенное время, уединившись в кабинете, и она поспешно называла ему очередной адрес, который он быстро записывал, а потом, повторив его несколько раз про себя, сразу уничтожал бумагу как самый заправский разведчик…

Он понимал, что бесконечно это продолжаться не может, у каждой любовной истории бывает своя развязка, свой конец, и скоро ему придется выбирать, но страстное чувство настолько захватило его, что ни о каком выборе, а тем более завершении, думать не хотелось. Наоборот, он пытался оттянуть развязку, отгоняя мысли о неизбежности конца, но это полностью овладевшее им чувство не могло существовать отдельно, само по себе, оно начало менять его сущность, характер — появилась какая-то небывалая смелость, даже бравада, а с ними и уверенность в том, что все постепенно утрясется, он все преодолеет, со всем справится… Он неожиданно перестал думать о возрасте, пределах, ощутил себя сильным, готовым на поступки, о которых пока имел смутное представление.

Бегать пр лесочкам, прятаться, зависеть от капризов погоды или от чьих-то командировок ему надоело, и решив, что пора снять квартиру, он занялся ее поисками. Такой решительный шаг делался впервые в жизни и означал для него — многое…

Но, как часто бывает, жизнь опередила его, внеся свои коррективы. Случилось то, о чем он и не думал, чего меньше всего ожидал — на очередном свидании Марина закатила ему скандал и в полной истерике потребовала немедленного развода с женой, заявив, что ждет от него ребенка…

До этого он уже начал понемногу привыкать к мысли о необходимости перемен и даже иногда представлял себе их совместную жизнь, но ни разу не подумал о такой невероятной возможности — эта новость требовала мгновенной развязки.

— У тебя будет ребенок?.. Когда?

— Не только у меня, у тебя — тоже… через пять месяцев…

— А почему ты столько молчала?

— Скрывала от всех, потому что хотела сделать аборт… Думаешь, я хотела подловить тебя?

— Что значит — хотела подловить?

— А то и значит — женить на себе… Я не планировала ни выходить замуж, ни рожать… Но придется делать и то, и другое… Если бы ты знал, как мерзко ходить одной по этим гнусным абортариям! У нас аборты хоть и разрешены, но все так трудно устроено… везде по разным причинам, но мне не удалось организовать операцию, а сейчас уже слишком поздно и опасно что-либо предпринимать… Иди и немедленно разводись, ведь нам придется срочно регистрироваться… Боюсь, что через неделю-другую мне уже не удастся этого скрыть — не помогут никакие шарфы и пончо…

— Твоя мать уже знает?

— Конечно, нет! Она вообще ничего не подозревает, и я с ужасом думаю о том, как преподнести ей эту пилюлю…

— Да и я не знаю, как быть…

— Обещай мне, что ты меня не оставишь… я не справлюсь одна, ты же понимаешь, какой это для всех удар…

Шоковое состояние, в которое повергло его это известие, настолько лишило его каких бы то ни было способностей соображать, что он тут же пообещал ей все… но только после разговора с женой… он не может уйти так сразу, ничего не объяснив ей…

Усевшись в машину, он долго не мог сообразить, как она заводится, а вспомнив, медленно поехал, почти не разбирая дороги, не думая ни о чем, просто оттягивая время объяснения с женой. К вечеру голод и усталость взяли свое, и он наконец выехал на Зарядьевское шоссе, ведущее к дому.

Самое непонятное заключалось в том, что домой он ехал не только с ощущением вины и страха, но и с какой-то неясной и тайной надеждой…

Он не очень представлял себе, с чего начнет и чем закончит этот разговор, он лишь надеялся на то, что все произойдет само собой — она все поймет, поможет, спасет… ведь так бывало всегда.

Подъехав к дому, он с минуту постоял перед дверью, а потом решительно открыл ее. Последнее, о чем он успел подумать, было — у его ребенка должен быть отец.

Калерия сидела за пишущей машинкой в библиотеке и, не прекращая печатать, кивком ответила на его приветствие.

— Прости, что отрываю, но случилось одно… обстоятельство… даже не знаю, как тебе об этом сказать… У меня будет ребенок, то есть не у меня, но мой… от меня…

Он боялся смотреть на жену, думая, что эта новость убьет ее. Он еще не знал, что застал ее во всеоружии — она пыталась справиться с захлестнувшей ее внезапной яростью по поводу последней новости — три дня назад Портнягин сообщил ей, что девица была у гинеколога. В регистратуре удалось выяснить: срок беременности критический, но направление на аборт выписано не было. Известие оглушило ее — это уже были не просто шашни на стороне, такой разворот событий требовал от всех участников немедленной реакции — принятия решений непростых, вполне возможно, что и крайних.

Услышав шум подъехавшей машины, она села за письменный стол и, изобразив погружение в работу, принялась перепечатывать ненужную ей страницу, а сама только и думала о том, чтобы не сорваться в крик. Она собралась было сразу выложить перед ним досье, но когда он сам предстал перед ней с видом побитой собаки и без лишних церемоний безжалостно выпалил — «мой ребенок, от меня», она, выдержав такое вступление, тут же решила отступить от намеченного плана, потому что эти слова больно обожгли ее. Никакого снисхождения не будет! Она выдаст ему по полной программе — пусть почувствует себя в одиночестве!.. Нужно взять его измором…