Башня. Новый Ковчег-2 - Евгения Букреева

глазах, и как она скажет ему: «А ты, значит, прятался? Как крыса?» и, не дождавшись ответа, развернётся и уйдёт, на этот раз навсегда. Картинка так живо встала перед глазами, что Кир мучительно застонал, пытаясь подавить рвущийся наружу вой.

— Пошли! — вдруг сказал Сашка.

Кир удивлённо посмотрел на него. Сашка внезапно подобрался и, хотя все ещё оставался неестественно бледным, в его глазах можно было увидеть что-то похожее на решимость.

Поляков поднялся, машинально отряхнул брюки (этот жест в другое время показался бы Киру особенно забавным — самое время заботиться о чистоте одежды, когда они оказались в таком дерьме) и двинулся к краю платформы. Кир пошёл за ним, скорее машинально, не понимая толком, зачем Сашка туда идёт.

Они обошли тело того незнакомого мужчины — подходить не стали, остекленевший взгляд, поднятый к небу, не оставлявший никаких сомнений в том, что человек, которому принадлежали эти глаза, мёртв, — и приблизились к краю, к тому самому месту, где стоял Савельев, когда в него выстрелил Татарин.

Сашка стал сосредоточенно смотреть вниз.

— Ну и чего ты там разглядываешь? — раздражённо бросил Кир. Он злился. И на Сашку, и на себя. Особенно на себя, проклиная свою нерасторопность и смятение.

Кир нащупал в кармане пластиковую фотографию, и опять в голове вспыхнула болезненная мысль — придурок, ты даже на её фотографию теперь права не имеешь.

— Погоди, — Сашка всё ещё стоял у края. — Мне кажется… послушай! Ты видишь?

Кир приблизился и тоже уставился вниз, в тёмную воду океана, в колышущиеся волны, в которых чувствовалась мощь и какая-то безысходность.

— Ты чего? — он повернулся к Сашке. — Реально думаешь, что Павел Григорьевич мог выжить? Упав с такой высоты?

— Тут не больше десяти метров, даже меньше, — ответил Сашка. — Вон там! Мне кажется, там кто-то есть… Или что-то.

Кир пригляделся. Но, как ни пытался он разглядеть внизу хоть что-то похожее на тело человека, ничего не получалось.

— Никого там нет.

— Да вот же, что-то светлое… На Павле Григорьевиче была белая рубашка.

— Это пена от волн, — с сомнением протянул Кир, уже чувствуя, как в груди, против воли и всякого здравого смысла, вспыхивает надежда. А вдруг?

— Слушай! Надо проверить. Давай спустимся на нижнюю платформу.

— Как мы, интересно, туда спустимся? По верёвке что ли?

— В смысле по верёвке? — Сашка недоумённо уставился на Кира, а потом вдруг улыбнулся, совершенно не кстати, снова вызывая в Кире злость и раздражение. — Нет же, Кир, тут лестницы должны быть. Прямо в опорах. Нас же всех возили на экскурсии на станцию, ещё в школе. Правда, на Южную, эта уже была закрыта. Но по конструкции они абсолютно одинаковые.

Кир промолчал. С той экскурсии он удрал, за что потом получил серьёзный нагоняй от отца. Тот Кир считал всё это совершенно лишней информацией для себя. Уже тогда было понятно, что инженером стать ему не светит, да и вообще в энергетический сектор с его оценками не берут, даже техником и рабочим. Стало быть, плевать ему было, что там за станции, и как они устроены.

— Сейчас, погоди. Дай сообразить…

Как-то так получилось, что они с Сашкой поменялись местами. Нет, Сашкин голос всё ещё подрагивал, и движения были суетливы и прерывисты, как будто Сашка был марионеткой, дёргающейся в ловких руках стоявшего в тени кукольника. Но сам Кир не мог сделать и этого — только двигался вслед за Сашкой, который метался туда-сюда.

— Одну опору тут точно срезало, нам рассказывали, а ещё несколько сильно деформировало. Давай сюда!

Кир покорно последовал за Сашкой, не понимая и половины того, что тот говорит.

— Нет, — Сашка остановился у какого-то зияющего проёма — Здесь тоже не спуститься.

— Почему? Дырка же есть.

— А толку? Видишь, там плитой ниже всё перегородило. Не пролезем. Побежали к следующей.

Отверстие, ведущее внутрь следующей опоры, было завалено полностью, а вот дальше им повезло. Здесь даже уцелело какое-то подобие навеса, закрывающего проём, выходящий на лестничную клетку, и сама лестница внутри огромной железобетонной опоры была хорошо сохранившейся, с нормальными ступенями и стальными, даже покрытыми краской перилами.

— Осторожно, здесь темно. Чёрт!

Сашка шёл впереди, медленно, с опаской переставляя ноги, буквально на ощупь находя каждую следующую ступеньку. Ещё одну. И ещё. Он уже ничего не говорил, да и Кир тоже. Кромешная, обступившая со всех сторон тьма, шершавые стены опоры, влажные и холодные, и где-то там внизу, шум океана, приближающийся с каждым шагом. От напряжения у Кира затекла спина и ныл затылок.

— Долго ещё? — не выдержал он.

— Не знаю. Нет. Ещё немного.

Лестница сделала очередной поворот, и в лицо Киру ударил ветер. Тьма отступила, отползла, шипя в сторону.

— Теперь туда!

Непонятно, как Сашка ориентировался, но Кирилл снова послушно побежал за ним.

— Слышишь? — Сашка остановился как вкопанный, а Кир по инерции пролетел ещё несколько шагов и только потом обернулся.

— Слышишь? — повторил Сашка.

Кир открыл рот, чтобы сказать нет, но тут услышал. Слабый стон, прорывающийся сквозь гудение ветра, непонятно, реальный или придуманный, потому что им обоим — Кир это чувствовал — очень хочется его придумать и услышать.

— Там! — Сашка рванул с места, и Кир, не раздумывая, припустил за ним.

Павел Григорьевич лежал лицом вниз на мокрой плите. Один край плиты, опасно накренившись, уходил в воду, и вода, блестящая, почти чёрная, лениво накатывая на плиту, доставала до ног Савельева, словно пыталась ухватить его и утянуть назад, в равнодушную, чернильно-тёмную бездну.

— Надо его перевернуть, — Кир присел на корточки рядом с Савельевым. Сашка, тяжело и отрывисто дыша, опустился с другой стороны от Павла Григорьевича.

— Ага.

Они осторожно перевернули его. На мокрой белой рубашке Савельева расползалось тёмное пятно.

— Это кровь? — в замешательстве прошептал Сашка.

Кирилл не ответил. Пятно, большое, неровное, притягивало взгляд. Кир протянул руку, ощутил пальцами густую, маслянистую жидкость, в нос ударил характерный металлический запах. Одновременно, непонятно из каких недр сознания, всплыла мысль — надо перевязать. Кровь, её слишком много, слишком. Савельев, словно услышав мысли Кира, глухо пробормотал что-то, зашевелился, и пятно на его груди угрожающе потемнело, поползло дальше, раскидывая чёрные щупальца по белой рубахе.

— Надо перевязать, — прошептал Кир. — Чёрт. Сашка!

Поляков поднял на него бледное лицо.

— Давай, расстегивай ему рубашку, а я…

Кир не договорил, принялся быстро стягивать с себя рабочую куртку, потом футболку. Потянул ткань, резко, со всей силы, пытаясь разорвать. Ткань треснула, но не поддалась. Кир ухватился зубами за один край футболки, дёрнул, потом ещё раз и ещё.

Пока он пытался справиться с футболкой, разорвать