Смертельное танго - Татьяна Корсакова

— Эй, мужик, — сказал парень не слишком уверенно, — что ты…

— Где ее родители? — заорал Лемонтий.

— Там. — Парень махнул рукой в сторону от дороги. — Мы «Скорую» вызвали. Они приехали, ребенка нам дали подержать, а туда не пустили…

— Куда не пустили?

— К этим… к трупам…

— К трупам?.. — Лемонтий смертельно побледнел, прижал к груди заходящуюся плачем Настену. — Дакер, ты слышишь, что говорит этот чудик?!

— Пойдем. — Дакер больно сжал его локоть, потащил с обочины.

— К трупам, — бормотал Лемонтий. — Разве к трупам вызывают «Скорую»?..

— Ребенка не урони, — прошептал Дакер, обходя искореженную инвалидную коляску и борясь с подступающей тошнотой. Он видел, что стало с машиной Оборотня и тем «мерсом», а теперь вот эта коляска… К трупам «Скорую» не вызывают — вертелось в голове.

…Оборотень лежал на носилках: руки по швам, лицо в синяках и порезах, на шее какая-то дурацкая пластмассовая штука. Что-то похожее Дакер видел в кино, точно такие же штуки надевали пострадавшим в автокатастрофах. Значит, Оборотень жив!

— Эй, сюда нельзя! — набросилась на него врач, совсем еще молоденькая девушка, почти девочка. Она стояла на коленях перед лежащей на стылой земле Селеной. — Уходите, не мешайте! Нет, стойте! Поможете их в машину перенести! — Девушка в отчаянии отшвырнула фонендоскоп, прильнула ухом к груди Селены.

— Я их друг. — Дакер опустился рядом, сжал тонкое запястье Селены — никакого пульса… Ну и что с того?! Он же не врач! Может, он не так и не там проверяет… — Что с ними? — спросил враз охрипшим голосом.

— Да не знаю я! — девочка сорвалась на крик. — У парня сердечная аритмия и на груди метки тока!

— Что?

— Такие следы, как от поражения электрическим током. Откуда тут, в чистом поле, взяться электричеству?.. — она вдруг всхлипнула.

— Он жив?

— Жив.

— А она? — Дакер погладил Селену по спутанным волосам.

— А она в коме.

— Почему?

— Не знаю! Из видимых повреждений у нее только перелом ребер. Марья Ивановна! — девушка вскочила на ноги, замахала рукой. — Идите скорее сюда!

— Уже бегу, — к ним неспешной походкой приближалась немолодая женщина в мятом, не слишком чистом халате. Наверное, фельдшер.

— Марья Ивановна, пусть вот он, — девушка кивнула на Дакера, — поможет Петровичу погрузить пострадавших в машину, а я к третьему… Господи, как же мы их разместим-то всех?! Вы еще одну бригаду вызвали?

— Вызвала, только третьему вы, Алла Федоровна, уже вряд ли чем поможете. — Женщина покачала головой. — Парень — не жилец…

Девушка тихо всхлипнула, подняла с земли фонендоскоп, бегом бросилась к искореженному «Мерседесу».

— Молодая, только первый год у нас работает, не привыкла еще, — со смесью теплоты и досады сказала Марья Ивановна. — За каждого переживает, как за родного. Разве ж так можно, при нашей-то работе?

— Тетя! — рявкнул Дакер. — Зови своего Петровича, поехали в больницу!

— А ты кто такой выискался? — обиделась женщина. — Раскомандовался тут! Петрович! Петрович, иди сюда!

Дакер еще раз погладил Селену по волосам, встал с земли, огляделся и только сейчас вспомнил про Лемонтия и девочку. Что-то их давно не слы…

Лемонтий сидел на обочине и баюкал уснувшую Настену. Вид у него был пришибленный, подбородок мелко подрагивал.

— Все?.. — спросил он шепотом и громко икнул.

— Ничего не все! Живы они, понимаешь? Живы!

— Живы? — свободной рукой Лемонтий вытер мокрое лицо. — А говорили — трупы… я идти боялся…

— Лемонтий! — прикрикнул Дакер. — Хватит сопли распускать, вставай, помоги мне. Их нужно в «Скорую» перенести.

— А Настену куда?

— Вон ей отдай. — Дакер кивнул на фельдшера.

— А что случилось-то? — спросил Лемонтий, передавая ребенка женщине.

— Авария случилась! Непонятно, что ли? — проворчала та, баюкая Настену. — Летают по встречной, а потом разбиваются.

— Кто по встречной?

— Да вон тот, на «Мерседесе». Пьяный, наверное, или обколотый.

— Лемонтий, — позвал Дакер.

Вдвоем они перенесли носилки с Оборотнем в «Скорую». Дакер хотел было взять Селену на руки, но вмешалась фельдшер:

— Куда? Не трогай ее! На носилки аккуратно переложите, мало ли что…

— А что? — испуганно спросил Лемонтий.

— Вдруг у нее травма какая серьезная, тогда нужно только на носилках транспортировать, чтобы не усугубить. Вы ее лучше вдвоем поднимите: один за плечи, второй за ноги, и аккуратненько…

Они уже задвигали носилки с Селеной в машину, когда послышался испуганный крик:

— Мария Ивановна! Идите сюда! Ну, быстрее же!

— Господитыбожемой, — скороговоркой пробормотала фельдшер, передала Настену обратно Лемонтию и потрусила к «Мерседесу».

Дакер как зачарованный двинулся следом.

— Он не дышит! И пульса нет! — Девочка-врач чуть не плакала. — Давайте адреналин!

— Я же говорила, что не жилец, — проворчала Марья Ивановна, раскрывая саквояж. — Не поможет тут никакой адреналин.

— Марья Ивановна!

— Даю, даю…

Смотреть на человека, ставшего виновником этой жуткой аварии, не хотелось, но Дакер заставил себя посмотреть.

…Щегольские остроносые туфли, залитые кровью джинсы, черный кожаный плащ, добела осветленные волосы…

Эд! Черт побери, это же Эд!..

* * *

…У него опять ничего не получилось. Он упустил свой самый последний шанс. Как обидно!

Адреналин?!

Зачем ему теперь адреналин? Эта женщина в грязном халате права, а глупая девочка еще на что-то надеется, пытается вдохнуть жизнь в его оболочку, переживает… Ничего, с возрастом это пройдет, она нарастит толстую шкуру, как та тетка в грязном халате. А по-другому никак, уж он-то знает. Без толстой шкуры в этом жутком мире нечего делать.

Вот и у него не получилось. Все думали, что он бездушный, самовлюбленный эгоист. Он и был эгоистом, только не самовлюбленным, а смертельно влюбленным…

Он даже не подозревал, что способен на такое сильное чувство, порхал по жизни мотыльком и горя не знал. Пока не повстречал Пита.

Тоненький, точно стебелек, волосы черные как смоль, и глаза черные, цыганские, а ресницы длинные-длинные. Джинсы не по размеру, майка застиранная, драные кроссовки. Поцарапанные руки с обгрызенными ногтями, живот, от хронической голодухи прилипший к позвоночнику, воровато-затравленный взгляд. Беспризорник…