Жил отважный генерал - Вячеслав Павлович Белоусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она вздрогнула поначалу, но, не меняя позы, продолжала лежать, не шевелясь, не подавая голоса.
– Кайф ловишь? – Он взял с пола у дивана бутылку, нашёл в шкафу фужер, налил себе. – Что ж без меня?
Ксения молчала, глядела на него, но не видела, как сквозь прозрачное стекло.
Он плеснул ей в фужер.
– За что пьём?
Она слабо улыбнулась своим мыслям:
– За любовь?
Ксения ждала от него всякого, но, видимо, не этого вопроса, и в глазах её мелькнул интерес.
Порохов помнил этот взгляд, как в первый раз, когда увидел её, проезжая мимо по стадиону. Ксения была ужасно красива. Ещё пацаном, в детстве, он видел точно такую же на порнографических картах, которыми играли у них дома взрослые мужики с отцом. Он стоял за спиной отца и подглядывал, когда она вскинула на него голову с карты в колоде. Голая. Русоволосая. На коленях с выгнутой спиной. И огромные печальные глаза. Как с иконы. После, когда отец уснул в пьяном угаре, он рылся в его одежде, искал в карманах карты, но тот или спрятал их от пацанвы, или унесли дружки. Всю ночь не спал – с той карты на него глянули глаза матери, недавно умершей.
– За любовь? – повторил он.
Ксения молчала.
– Порушенную?
– Да! – с вызовом ответила она и, не дожидаясь, выпила первой всё содержимое фужера.
– Ну вот, заговорила, – выпил своё и Порохов. – А теперь собирайся.
– Назад повезёшь?
– Увидишь, – зло ответил он и шагнул к двери, но на пороге обернулся. – Десять минут тебе. На всё. Жду у подъезда.
Она не спрашивала больше ничего, он вышел, она принялась одеваться.
Там, на даче, когда подъехали, у Хамзи вовсю кипела работа. Подбежал к «Волге» взмокший, с улыбкой во всю веснушчатую физиономию Тимоня, распахнул ей дверцу, раскланялся, дурачась.
– Просим, хозяйка!
– Веди, – кивнул ему небрежно Порохов, как будто в гостях.
Хамзя, командующий парадом, стоял на крылечке у раскрытой в домик двери, серьёзный, как и положено старшему, перед ней склонил почтительно голову.
– Салам!
Она пьяно, ничего не понимая, улыбалась, но игру приняла, держалась царственно.
– Покажи, Тимоня! – Порохов, сохраняя роль, держался сзади, подсказывал, как читал сценарий.
– Вот это шпаклёвка, – силился быть серьёзным, Тимоня указал на большущий чан, стоящий на деревянном грубом столе, поднял крышку, заглянул. – Будете дегустировать?
– Пошёл вон! – нахмурился на него Порохов и кивнул татарину в расписной яркой рубахе. – Хамзя?
– Чёрный икра. – Перехватив крышку у Тимони и бережно накрыв ею чан, командующий парадом поклонился Ксении. – Осетрушка.
– Как будто другая есть, – махнул рукой развенчанный герой и отошёл в сторону, закурил.
– Второй партия, Эдуард Михалыч, – повернулся от Ксении к Порохову татарин. – Двадцать два кил.
– Перевешивали? – посерьёзнел Порохов.
– Обижаешь, шеф, – огрызнулся Тимоня.
– Не лезь! – одёрнул его Порохов.
– Как же, – подтвердил Хамзя. – Сам весь дежурил. Всё, как в аптека.
– В аптеке, татарин! – не унимался Тимоня.
– Какой разница, – подразнил его татарин.
– Уймись! – осадил и Порохов любимчика, и тот притих.
– А первая партия на сколько? – снова спросил Порохов, впившись в татарина цепким взглядом.
– Первый маленький совсем.
– Сколько?
– Сдох Хабиба, – осклабился Тимоня, – другого добытчика нам искать придётся.
– Заткнись, тебе говорят! – рявкнул Порохов и сжал руку в кулак; Тимоня влип в стенку.
– Всего десять кил. – Хамзя виновато опустил голову.
– Сделали?
Хамзя закивал.
– Покажи ей, что получилось.
Татарин повёл трезвеющую на глазах Ксению в другую комнату – закуток, где белела в стене сверху до пола холодильная камера. Открыл дверцу, нутро камеры завораживало стеклянным пугающим содержимым: на многочисленных нестандартных полках мельтешили синими этикетками изящные баночки с бросающимися в глаза надписями.
– Кавиар, – прошептала Ксения.
– Как в аптека, – усмехнулся и поцокал языком татарин. – Одна к одна. На комбинат плохой. У нас лучша.
– Фирма! – подал голос Тимоня.
– Где остальная братва? – допытывался Порохов.
– Перекур, Эдуард Михалыч. Только кончиль.
– Рубин там?
– Там, там.
– Иди, скажи ему, чтобы ждал меня. Я освобожусь, подгребу.
Татарин вышел на двор.
– А ты двигай сюда, – позвал Порохов Тимоню.
Тот, собираясь уже поспешать за татарином на выход, лихо развернулся и, словно верный пёс, рванулся к хозяину.
– Соображаешь? – Порохов закурил, протянул сигарету Ксении, та взяла, прикурив, затянулась.
– Твой бизнес?
Она не удивилась внешне, чего Порохов не ожидал, не выскакивала с вопросами, не ахала, и это его привлекало к ней ещё сильней.
– А на что жить, – ответил он.
Она кивнула, пожала плечами, не докурив, выбросила щелчком сигарету под ноги Тимоне, тот бросился топтать.
– Спалишь, – невесело пошутил Порохов.
– А тебе жалко?
– На что жить? – опять повторил он, и самому не понравилось, он сплюнул.
– Вы, мужики – добытчики, – криво улыбнулась она.
– Пока получается. – Порохов, похоже, даже засмущался.
– Пока?
– А там видно будет. – Он злился на себя, разговор получался нелепым, не по его задумкам, она перехватила инициативу, он не заметил даже, как и когда это произошло.
Он замолчал, докуривал сигарету, топтался на месте, она без любопытства огляделась.
– Я зря не рискую, – зачем-то сказал он, будто оправдывался перед ней, чего не делал никогда. – А потом отдых прекрасный! Одесса, Киев, Ростов…
– А Магадан?
– Не накликай!
– В Одессе море, – мечтательно зажмурила она глаза, распахнула руки, потянулась сладко.
– Тимоня вот… – улыбнулся Порохов любимчику, – скоро едет. Купаться будет.
– Точно, Эд? – вспыхнул Тимоня, бросился к Порохову обнимать. – Чего раньше молчал? Душу истерзал мне. Мы тут гадали с Рубиком, кого пошлёшь?
– С Рубиком?
– А с кем же?
– Смотри у меня! Трепач!
– Что ты, Эд! Да чтобы я!
– Ладно, ладно.
– Вот здорово, Эд! – не унимался Тимоня. – Неужели в Одессу?
– Уймись. Рано пока к хохлам. И опасно. В Баку повезёте.
– Там тоже море, – обласкала глазами Тимоню Ксения. – Я слыхала, ещё красивее, чем в Одессе.
– Столица азеров! – подпрыгнул от счастья Тимоня и, не зная, куда деваться от счастья, как ребёнок, ткнулся к Ксении.
– Значит, не была в Баку? – взглянул на неё и Порохов.
– Нет, – просто ответила она и глаза опустила под его снова крепнущим взглядом.
– Так езжай с ним.
– А можно?
Человек без лица
Арон Соломонович тихо схоронил Лёвика. Долго ждал. Быстро закопали. И недорого обошлось. Всё бы ничего. С трупом вот мороку устроили в экспертизе. Патологоанатом тянул, мучился с заключением, объяснял дотошному Арону, плевался: вопросов следователь понаставил кучу, на двух листах накатал, будто он не эксперт, а царь-бог, на всё про всё ответы должен знать.
Арон Соломонович тоже эксперта начал пытать, тот хмуро сплюнул, поморщился, как