Красная глобализация. Политическая экономия холодной войны от Сталина до Хрущева - Оскар Санчес-Сибони

исходили только от Восточного или Западного лагеря – основное предписание сверхдержавной парадигмы, – то задержка должна быть истолкована как советская прерогатива. История превращается в летопись идеологических обращений, в ходе которых неуверенным советским лидерам потребовалось два года, чтобы заново оценить и привлечь на свою сторону Нкруму в качестве прогрессивного некоммунистического лидера, даже несмотря на то, что они вроде бы много раз совершали этот идеологический маневр, например в интересах Насера [Яундестад 2002]. Действительно, хотя Гана стала независимой в 1957 году, первое торговое соглашение было подписано только в июне 1959 года[615]. Нет никаких оснований, однако, предполагать, что советское руководство изменило свое отношение к Нкруме. В декабрьском докладе ЦК 1959 года, после установления отношений с Ганой, Нкрума описывался как мелкобуржуазный политик, а не как потенциальный идеологический или даже политический союзник[616]. Трудно представить иную оценку, учитывая, что Нкрума обратился к Соединенным Штатам и Израилю с предложением торговли и с просьбой помощи. Кроме того, советское руководство не разделяло твердое убеждение западных аналитиков в склонности ганцев приписывать значительную роль в зарождающемся процессе индустриализации государству. Оно не было впечатлено интенсивным использованием в Гане планирования. Советское руководство не увидело в нем ни одного признака благоприятных идеологических наклонностей африканского руководства. Как отмечалось в советском докладе, большая часть государственного и иностранного капитала, использовавшегося при строительстве промышленных проектов, задействовалась через правительственную холдинговую компанию Ганы – преемницу организации, созданной в 1951 году под британской колониальной юрисдикцией с той же целью[617]. Должностные лица Ганы обращались также к странам советского блока и Китаю. Но, как отмечалось в том же докладе, несмотря на эти шаги по направлению к социалистическому миру, «внешняя политика Ганы имеет ярко выраженную прозападную ориентацию»[618].

Нет, советское руководство не изменило свое мнение. Независимость Ганы открыла возможность приобретения какао на бартерных условиях, а не за твердую валюту, и это было для Советского Союза достаточным основанием для пробуждения интереса к развитию отношений независимо от того, представляла ли Гана важную арену революционной борьбы или нет. Вопреки основным нарративам холодной войны национальные устремления Ганы не были значительными: экономическая модернизация и индустриализация на основе планирования, реконструированное и мощное государство и большая экономическая независимость [Westad 2005: 91–93][619].

Так какие события 1959 года сблизили Гану с СССР? Ответ состоит из двух частей. Во-первых, изменились три особенно важных показателя экономического благополучия Ганы: мировые цены на какао, производство этой культуры в Гане и ее запасы в СССР – и, предположительно, спрос на него. Как показано на рис. 16, падение цен на какао в первой половине 1960-х годов совпало с устойчивым ростом советского импорта какао из Ганы. Как упоминалось ранее, независимость Ганы означала, что Советскому Союзу больше не нужно было тратить на лондонских сырьевых рынках драгоценную твердую валюту и, кроме того, с целью создания условий для устойчивого торгового взаимодействия он мог оказывать промышленную помощь – удачное совпадение интересов двух государств. Советские закупки какао быстро выросли с 2 % мирового импорта в 1958 году до примерно 8 % десять лет спустя [Hanson 1971:67]. Как уже должен был догадаться читатель, процесс не был гладок. Так, в июне 1959 года ганцы отказались заключать бартерные соглашения с СССР и настаивали на твердой валюте в качестве единственной формы оплаты. Год спустя, когда цены упали еще ниже, они были готовы пересмотреть свою позицию и принять щедрые условия Советского Союза[620].

Во-вторых, ответ связан с проектом плотины на реке Вольта. Нкрума недвусмысленно дал понять, что дистанция по отношению к Советскому Союзу будет сохраняться до тех пор, пока в реализации проекта не будет достигнут прогресс. Взяв над ганцами руководство, Эйзенхауэр в конце концов решил, что капитал для этого проекта должен прийти из частного сектора [Mazov 2010: 53]. Это практически обеспечило приглашение на ганский рынок Советского Союза. После этого Нкрума не терял времени даром, обратившись к советскому руководству с предложением финансировать строительство плотины. Он в действительности хотел, чтобы специалисты из СССР проверили предложение американской компании Kaiser Aluminum и, возможно, даже сотрудничали с ней[621]. Тактика давления Нкрумы сработала. Компания Kaiser Aluminum использовала короткий период улучшения отношений между США и Ганой весной 1961 года, чтобы лоббировать осуществление проекта западными странами. Летом администрация Кеннеди дала согласие на финансирование этого проекта Всемирным банком, работающим в тандеме с американским и британским правительствами [Mazov 2010: 200–201].

Несмотря на ухудшение отношений между Соединенными Штатами и Ганой после 1961 года, советскому руководству не удалось добиться значительного прогресса в укреплении связей с этой страной. Оно было хорошо осведомлено об играх, которые вел Нкрума. Когда двухдневное приглашение Микояна в Гану в начале 1962 года, по настоянию ганской стороны, внезапно превратилось в девятидневный официальный визит (который Микоян сократил до семи дней), советское руководство не было так уж озадачено. В посвященном визиту докладе чересчур подробно пояснялось:

Такое резкое изменение отношения президента Ганы к визиту, хотя оно и необычно для международной практики, становится понятным, если принять во внимание отсутствие у Нкрумы четкого политического курса и его постоянное лавирование между лагерем империализма и лагерем социализма с целью получить больше выгоды, играя на их противоречиях[622].

Так или иначе, Микояна со всеми почестями встретили в аэропорту Аккры, и армянин, не теряя времени впустую, попытался наладить между Ганой и Советским Союзом более открытые и доверительные отношения. В частности, Микоян попросил ганцев «не стесняться» сообщать представителям СССР о недостатках советской экономической и технической помощи[623].

Следующие несколько лет взаимодействия, должно быть, принесли Микояну большое удовлетворение. Торговые переговоры были пропитаны неприкрытыми взаимными обвинениями и ожесточенными спорами. Одним из главных пунктов этих споров была цена. Гана предлагала какао с 15–20 %-й надбавкой к текущим ценам лондонских оптовых рынков, которую советская сторона была готова заплатить за вступление в новые отношения, обещающие уменьшение расходов в твердой валюте[624]. Вопрос заключался в размере наценки. Ганцы со своей стороны с самого начала постоянно проводили сравнения, принуждая советскую сторону доводить цены до уровня коммунистического блока, а также западных стран[625]. Это не означает, что мир был для Ганы открытым рынком. К 1962 году страна не располагала значительными валютными резервами – в ее распоряжении были лишь деньги, вырученные от продажи какао на западных рынках, где цены, как правило, были низкими и падали практически на протяжении всего срока пребывания Нкрумы на посту лидера. Получение в этих условиях нефти требовало частичной переориентации торговли ганцев