Огонь и Ветер - Рина Море

– Благодарю вас, Ваше Величество.

– Вы выглядите не то испуганной, не то недовольной.

– Вовсе нет, Ваше Величество. – Я забыла, что при дворе принято все время улыбаться. Растягиваю губы в оскале.

– Вам нравится наш парк?

Зачем он меня позвал, если даже не может найти темы для разговора?

– Да, Ваше Величество, он прелестен.

Ну парк как парк. Чем-то напоминает тот заброшенный в нашем городке. Широкие аллеи, гранитные цветочные горшки, впереди – большой искусственный водоем, запертый в камне, со статуями и фонтаном в центре. Наш, правда, совсем обмелел, зарос грязью и осенью доверху засыпается листьями, а в этом вода хрустально чистая.

– Расскажите о себе, л’лэарди Верана.

– Я родилась в шестьсот двадцать первом году огненной эпохи, в поместье Верана-Тах на северном побережье.

– Я не об этом вас спрашивал.

– Простите мою непонятливость, Ваше Величество, что же вас интересует?

Он смотрел на серое туманное небо. У него безупречный профиль – высокие скулы, твердые губы, прямой ровный нос, большой лоб. Он мог бы служить моделью для всех великих статуй столицы.

– Не притворяйтесь, что вы не поняли. Кто вы? Чего вы хотите?

– Трон. Империю. Неограниченную власть! Править единолично! – Не знаю, как можно отвечать на такие вопросы серьезно.

– Единолично? – переспросил император после паузы. – И это все?

– Нет, конечно! – возмущаюсь. – Я мечтаю увидеть столицу. Я уже месяц живу в самом красивом городе мира и до сих пор не видела даже знаменитую Абаркаду. Мама и бабушка держат меня взаперти, никуда не выпускают.

– Но вы же видели мой двор. Что во столице может быть интереснее императорского двора? – Он слегка усмехнулся.

– Абаркада, говорят, красивее. Но сиятельнее императора во всем мире ничего не может быть, я согласна!

– Даже лесть из ваших уст звучит как оскорбление.

– Нет! Я верю, что вы будете лучшим из правителей Империи, и я благодарна судьбе за возможность увидеть вас так близко, – горячо сказала я, пытаясь скрыть слезы. Да что ж это, сегодня весь день плачу.

С императором тоже прощаюсь. Я уже знаю имя корабля, на котором покину Империю. Он прибудет в порт через неделю. На нем нет ветренников. Он всегда берет несколько пассажиров до Караги – туда корабли Империи ходят редко. Все это мне рассказали двое матросов и портовый служащий, которых я нашла в больнице.

– Ваше Величество, вы не хотите прогулку по столице Империи, которой будете править? Вам это неинтересно?

– А вы хотите, чтобы я выехал с вами в город? – Да!

– Зачем? – Ох, как он подозрителен и колюч.

Я ничего не скрыла:

– Видите ли, ветренники были первыми правителями Империи! Мы хотим вернуть по праву нам принадлежащее. В порту мы подготовили на вас покушение! Так вы едете? – Я даже подпрыгивала от волнения, заглядывала ему в глаза. Его Величество не знал, что и сказать.

– Вы полагаете это забавно?

Я пожала плечами.

Подумал. Рявкнул вдруг:

– Над покушением на государя – в темнице смеются!

На быстрый жест его руки откуда-то вынырнули двое саган охраны.

Абсолютная темнота. Я расстегнула эскринас и выпустила ветер. Помещение достаточно просторное, но ни единого окошка, ни самого крохотного зазора между плитами! Только наверху две тоненькие трубки вентиляции. Душно! Тонны камня давят на плечи. Ветер съежился, не смея шелохнуться, как и я. Стою возле стены неподалеку от входа, не решаюсь даже присесть на корточки. Кто бы знал, что моя случайная глупая шутка приведет к таким последствиям. Я же обещала вести себя примерно и не дерзить! Я же обещала! Не казнит же он меня за такую мелочь!

Помню, такую историю бабушка рассказала: когда отец нашего императора только начинал правление, а Ринка Десмей поднимал бунт, простолюдины любили распевать на улицах злобные стишки-памфлеты на правителя. Одна из юных принцесс, вернувшись с прогулки, в негодовании пересказала отцу, какие мерзкие стишата кто-то выкрикнул вслед ее карете. Пока она цитировала, один из придворных-саган слегка усмехнулся – возможно даже, что вовсе не стишку, а каким-то своим мыслям; но император заметил и велел придворного прилюдно высечь розгами. Не любят шуток владыки мира. Меня, конечно, не казнят. Но вот какое-нибудь жуткое унижение вроде публичной порки…

Заигралась. Переступила порог дозволенного. Хороший урок. Больше никогда.

Темнота ослепительна. Оказываются, я боюсь темноты. Слабые цветные пятна, мерцающие перед глазами, которые рождены не светом, я знаю, а воображением и привычкой глаз видеть, постепенно складываются в призрачную фигуру. Я будто наяву вижу глубокие морщины на смуглом лице смотрителя маяка. У него светлые, страшные, неживые глаза. Он стоит напротив меня. Я сейчас свихнусь.

Несомненно, рано или поздно дверь откроется. За мной придут, чтобы объявить приговор императора. Вряд ли он решит заточить меня здесь навечно. Но это будет нескоро. Через несколько часов, а может, на следующее утро. Я свихнусь за это время.

И кричать бесполезно. Стены толстенные. Это какая-то странная тюрьма, кажется заброшенной. Когда меня вели сюда, я не увидела ни стражи, ни заключенных. Только пыль и паутину.

Что-то щелкает внутри стены. Торопливо застегиваю эскринас. Слышу шорох отъезжающей плиты и слабое дуновение сквозняка, чьи-то шаги, но темно. Тот, кто пришел, не принес огня. Но от него пахнет огнем. Кто-то смотрит на меня из темноты. Я не чувствую огненной стихии, но отчетливо слышу ее запах. Тот, кто пришел, берет меня за руку и ведет за собой.

Мы вышли из дворца через какую-то дверку в стене, незамеченные, никому не интересные. Я не спрашивала ничего; я теперь вообще рот боялась открыть. Однако же все слишком странно. Поэтому я просто молча содрала с его пальца массивный перстень, в котором заподозрила амулет, скрывающий стихию; огонь полыхнул; император подлинный; отдаю перстень и замираю. Дышать тоже лучше потише.

Он надевает перстень обратно. На нем грубая темная куртка, широкие брюки, как у какого-нибудь рабочего, круглая черная шляпа с широкими полями, надвинутая до бровей, скрывает рыжину волос и частично лицо.

– Л’лэарди Верана, вы ведь просили прогулку?

– Следующая столичная достопримечательность будет городская тюрьма?

– Как вам угодно. Сейчас ограбим кого-нибудь, – он усмехается.

Странно, даже в столь грубой одежде, в этой нелепой шляпе, с молчащей стихией он притягивал к себе взгляды прохожих. Широченные плечи, безупречная осанка, завораживающая несуетливость в каждом движении. Его Величество!

Мы стояли в каком-то почти безлюдном переулке, заросшем по обочине дороги бурьяном. В просвете между облупленными, довольно бедными двухэтажными домишками открывалось море. Есть шанс удрать.