Не жилец! История медицины в увлекательных заметках - Андрей Сазонов

В тысяча восемьсот восемьдесят пятом году химик Пастер занялся непосредственным лечением пациентов — он ввел вакцину против бешенства нескольким людям, укушенным собаками. Одной из получивших вакцину была одиннадцатилетняя Жюли-Антуанетта Пуон, лечение которой было начато с опозданием и потому оказалось неэффективным. Но те, кто получал вакцину вскоре после укуса, выжили. Случай Пастера был уникальным в истории медицины. Человек, не имевший медицинского образования, не просто занимался лечением, а смог победить болезни, ранее считавшиеся смертельными, — сибирскую язву и бешенство.

В заключение нужно сказать о родильной горячке, то есть о послеродовых инфекционных заболеваниях, которые в былые времена убивали каждую двадцатую роженицу, и это в лучшем случае. А в худшем — и каждую третью, все зависело от места и условий.

Парадоксальным выглядел тот факт, что со второй половины XVIII века смертность от родильной горячки в Европе и Соединенных Штатах резко возросла. Казалось бы — медицина развивается, устраиваются родильные дома, в которых женщины могут получить квалифицированную медицинскую помощь, значительно отличающуюся от той, которую они могли бы получить в домашних условиях, а случаев горячки становится больше и смертность от нее все растет и растет.

Ну а как же ей не расти, если в одном месте собирается много рожающих женщин, а врачи и акушерки работают в режиме нон-стоп, переходя от одной пациентки к другой и разнося попутно возбудителей родовой горячки? Да вдобавок еще и студенты толпами ходят…

Руки в те не такие уж и далекие времена врачи мыли не по потребности, а по необходимости, то есть тогда, когда считали это нужным. Врач мог перейти от секционного стола в перевязочную, оттуда пройти на прием, а затем начать осматривать роженицу и ни разу за все это время не вымыть рук. А зачем? В конце концов, если руки запачкались, их можно вытереть о фартук или халат… Не удивляйтесь, в доантисептическую эпоху подобное было в порядке вещей.

Британский акушер Чарлз Уайт, описавший родильную горячку среди прочих расстройств беременных и рожающих женщин, высказал предположение о ее заразности еще во второй половине XVIII века, но тогда на это никто из врачей не обратил внимания. Да и самого Уайта помнят в наше время не как основателя Манчестерской королевской больницы и не как одного из выдающихся акушеров своего времени, а как человека, который добрых полвека хранил у себя дома в часовом шкафу мумию…[149]

В середине XIX века венский акушер Игнац Земмельвейс снова высказал предположение о заразном происхождении родильной горячки. Дело было так. После окончания венского университета Земмельвейс поступил на работу в акушерскую клинику профессора Клейна. В процессе работы он заметил, что смертность при родах в клинике Клейна была в три-пять раз выше смертности в другой университетской акушерской клинике, которую возглавлял профессор Бартш.

Раздумывая над причиной такой разницы, Земмельвейс предположил, что причина кроется во врачах, а если точнее, то в разной организации работы врачей в двух клиниках. В клинике Клейна работали врачи, совмещавшие прием родов со вскрытиями трупов и ведением пациенток «воспалительного» отделения, а врачи клиники Бартша занимались исключительно приемом родов и ничем более. Ясно же, что горячку пациенткам приносят врачи.

Придя к такому выводу, Земмельвейс ввел в клинике Клейна обязательную обработку рук раствором хлорной извести для тех сотрудников, которые имели дело с беременными и рожающими женщинами. Это привело к быстрому снижению смертности в клинике Клейна до уровня смертности в клинике Бартша.

Земмельвейс поделился результатами своих наблюдений с коллегами, но вместо признания и благодарности получил кучу проблем.

Коллегам Земмельвейса сама мысль о том, что врач может стать причиной смерти пациента, казалась кощунственной или в лучшем случае глупой. Земмельвейса называли «дураком, который выдумывает разную чепуху вместо того, чтобы заниматься делом».

Давайте вспомним, что все это происходило в культурной Вене в середине просвещенного XIX века, а не в Древней Спарте… Уму непостижимо, но никто из врачей не удосужился вникнуть в то, что говорил Земмельвейс. Все только смеялись или негодовали.

Вдобавок попытка публикации нелицеприятных статистических данных вызвала гнев директора клиники профессора Клейна. В результате Земмельвейс лишился места и был вынужден переехать из Вены в свой родной Пешт (по национальности он был венгром). «Это заставило меня почувствовать себя таким несчастным, что даже жизнь потеряла для меня всякий смысл», — писал впоследствии Земмельвейс. До конца своей жизни он пытался убедить врачей и акушерок в том, что надо мыть руки перед тем, как заниматься пациентками. Земмельвейс издал за собственный счет труд «Этиология[150], сущность и профилактика родильной горячки», писал статьи, отправлял гневные письма видным европейским акушерам, но так и не смог добиться признания своей правоты. В конце концов у несчастного Земмельвейса развилось психическое расстройство. Умер он в возрасте сорока семи лет в клинике для душевнобольных. Это обстоятельство (пребывание в клинике) окончательно убедило врачебное сообщество в том, что концепция Земмельвейса — чепуха.

А ведь надо было сделать немногое — попробовать то, что предлагал Земмельвейс и сравнить статистику заболеваемости родильной горячкой до внедрения обязательной обработки рук и после нее. Однако же никто не стал этого делать.